вашего дизайнера было безрадостное детство? – сглотнула я набежавшую слюну и сфокусировала зрение. У меня в глазах крутился унылый розово-сиреневый узор калейдоскопа.
– А? – отвлекся лекарь. – Вы о чем?
– О том! – хмыкнула я. – Ну вот какой нормальный человек, будучи в своем уме, додумается оклеивать стены и высокий потолок розовыми шпалерами, тисненными серебром, и тут же мостить ярко-сиреневый ковер, уснащать будуар дамы всем розово-сиренево-лиловым и вдогонку привесить на окна все те же шторы незабываемого ярко-розового колера?! А ширма, не хочу уточнять ее оттенок? А ночники? А люстра под свечи, прикрытая щитками из ткани, не хочу повторять какой?
– Неужели вам не нравится? – с изумлением воззрилась на меня одна из теток-близнецов. – Это же последний крик моды!
– Скорее, писк умирающего, – поправила ее. – Уже в глазах до голубизны порозовело! Сказала б я «художнику» от слова «худо» пару-тройку ласковых слов по поводу чрезмерного использования нервирующего оттенка и реализации детских комплексов.
Видимо, им сравнение не понравилось. Активизировавшись, они дружненько доволокли меня до… ванной?
– Эй! – запротестовала я. – Мы так не договаривались! Я там уже была!
Вопль вопиющего в пустыне услышан не был, и меня заволокли внутрь.
– Бог троицу любит, – мрачно пробормотала я себе под нос, ожидая третьего утопления за день.
Топить меня, правда, на этот раз не стали. Зато выпроводили за дверь мужчину и, засучив рукава, взялись за меня основательно. Замочили в ароматной воде, замариновали в благовонных маслах, смазали благоухающими кремами.
– Забыли, – на последнем этапе сообщила я усердным теткам.
– Что? – Меня не поняли.
– Говорю, яблоко в зубы забыли дать, бумажные розочки в уши вставить – и на стол! – (Про «в попу перышко» я благоразумно упоминать не стала. Все равно неправильно поймут.)
Не говоря ни слова, на меня мстительно вылили целый ушат мерзких приторных духов.
– Надеюсь, моего драгоценного супруга от парфюма стошнит раньше, чем он ко мне подойдет, – откашлявшись, угрюмо пожелала добрая жена.
Когда меня извлекли из ванной комнаты и, усадив, взялись за укладку волос, ничего хорошего от сей процедуры я не ждала. И правильно делала. Окружив мое кресло и застив белый свет, доморощенные садистки дергали волосы, плели, наматывали, закалывали, поддерживая мою несчастную голову. Закончив издеваться, отошли в сторону, открывая зеркало. Я ошалела…
Видит бог, эти дамы построили из моих волос Пизанскую башню, утыкав ее жлобскими блестящими железяками! Почему Пизанскую? Да потому, что ее сразу перекосило!
– Если у вас принято мужей встречать в таком виде, то как они еще не вымерли, подобно динозаврам? – ужаснулась я, поддерживая отяжелевшую (хотелось сказать – падающую) голову двумя руками. – От одного лишь взгляда получишь пожизненное заикание, нервный
