военнопленные, которых как будто гонят вон из комнаты.
Мебель словно из каюты корабля: прямые линии, черно-белые краски, формы, какие Линдман видел в журналах по дизайну, просматриваемых им в парикмахерской.
– Ну и дела! Во что только люди не вкладывают свои кровные! – восклицает Юханссон.
– Петерссон, Петерссон! Мы уже здесь!
– Пора на охоту! Косули ждут!
Они останавливаются, ухмыляясь друг другу, а потом снова нависает холодная тишина.
– Как ты думаешь, где он может быть? – спрашивает Линдман, расстегивая свою зеленую куртку и утирая пот со лба.
– Понятия не имею. Может, где-нибудь снаружи? Здесь, в замке, его нет, иначе он бы услышал нас.
– Но автомобиль стоит внизу. И дверь не заперта.
– Чертов щеголь!
Они разглядывают вывешенные в ряд выглаженные хлопчатобумажные рубашки всех мыслимых расцветок.
– Ты ведь не отказался бы от такой?
– Что ты думаешь о нем? – спрашивает Юханссон.
– О Петерссоне?
– Нет, о Господе Боге. О Петерссоне, конечно.
Юханссон смотрит на Линдмана, разглядывая горестные морщины вокруг его глаз и рта, глубокие борозды на лбу. Он знает, что Ёте долгое время жил один, с тех пор как пятнадцать лет назад от него ушла жена. Она ездила на конференцию в Стокгольм и там совсем спятила, так что не смогла больше оставаться в сельском доме. Кто-то, должно быть, хорошо вправил ей мозги там, в Стокгольме. А потом он встретил русскую, экспортный экземпляр.
– Что я думаю о нем? – переспрашивает Линдман, причмокивая губами. – Он, похоже, не собирался отменять аренду. А насчет всего этого дерьма, что мы должны являться по первому его зову, как холопы какие-нибудь… Ну что здесь скажешь?
Юханссон кивает.
– Ты знал его раньше? – спрашивает Линдман спустя некоторое время.
Ингмар качает головой.
– Он как будто вырос в Берге. О его делах я не слышал ничего. Я никогда не интересовался такими вещами.
Юханссон смотрит на блестящие глаза гигантских медведей. Неужели там настоящие алмазы?
– И ему понадобился непременно этот замок.
– Может, он за что-то зол на графа?
– Да, на такого есть за что злиться.
Они останавливаются в одной из комнат и смотрят друг на друга.
– Ты слышишь что-нибудь? – спрашивает Юханссон.
Линдман кивает.
Снаружи доносится отчаянный собачий лай.
– Она чем-то напугана, – замечает Ёте.
Оба стоят в молчании еще некоторое время, прежде чем подойти к окну.
Проплывающее мимо низкое облако на глазах развеялось туманом и мелкими каплями осело на стекле. Ёте и Ингмар ждут, когда это облако, или туман, рассеется, и слушают тревожный собачий лай. Потом озирают окрестности: ельники, сосны, поля. Полоса тумана застилает ров.
– Красиво, – замечает
