меньшинства. Зрелище было не из самых приличных и приятных. Но доведенные двумя «выдающимися вождями» до озверения коммунисты уже плохо соображали, что творили… Настолько четыре года непрерывной нервотрепки из-за страха перед расколом партии внедрили в их сознание ненависть к малейшему проявлению инакомыслия.
14 ноября Политбюро ЦК и Президиум ЦКК исключили Троцкого и Зиновьева («Григорий» спровоцировал потасовки в Ленинграде) из партии. XV съезд ВКП(б) (2—19 декабря 1927) утвердил решение двух высших коллегий, очистив партию вдобавок еще от 75 оппозиционеров, в том числе и от Каменева. После съезда Каменев и Зиновьев, повинившись за ошибки, ходатайствовали о своем возвращении в партию. Ходатайства двух до конца развенчанных соперников Сталин удовлетворил. Троцкий аналогичного прошения не подал и от греха подальше был сослан в Алма-Ату, а с 1929 года отправлен в эмиграцию, где развернул беспрецедентную атаку на Сталина. Выливая ушаты помоев на диктатора, воцарившегося на Олимпе власти, в многочисленных литературных и исторических сочинениях, черня генсека в прессе, мешая истину с вымыслом о кремлевском горце, Троцкий оказывал тому неоценимую услугу. Сталин, имея за рубежом пугало троцкизма, без труда приструнивал им любое недовольство собой: нависавшая над партией угроза раскола на тех, кто за генсека, и на тех, кто против него, а, значит, за Троцкого, вынуждала большинство и Политбюро, и ЦК покорно одобрять вносимые, Иосифом Виссарионовичем предложения. Члены Политбюро и цекисты могли попробовать переубедить Сталина, однако категорически возражать ему, спорить с ним, уже никто не смел. Дискуссии 1923–1925 годов слишком наглядно продемонстрировали, как легко и стремительно обычные разногласия перерастают в ожесточенные межфракционные столкновения, дискредитируя и внутри и вне страны советский стиль руководства. Перепалки 1926–1927 годов существенно повысили степень тревоги членов компартии за судьбу СССР. Чтобы не ввергнуть государство в «контрреволюционную» пропасть, им отныне оставалось либо отказаться от коллегиального способа управления, либо заткнуть рот себе и другим, не допуская никакой критики или свободы слова и всецело довериться мудрости, знаниям и навыкам верховного вождя. Так как никому и в голову не приходило усомниться в преимуществе советской, коллегиальной формы власти над разновидностями монархической, члены ВКП(б) предпочли замолчать сами и обрывать на полуслове любого, кто рискнет поколебать идиллию единомыслия мнением, отличным от генерального.
Итак, Сталину удалось осуществить еще один пункт своей грандиозной программы по ликвидации «коллективного руководства» страны, подчинив своей воле шестнадцать членов и кандидатов в члены Политбюро. Казалось бы, теперь генсек мог спокойно управлять Страной Советов на основе разумной внутренней и внешней политики, то есть на основе нэпа, к этому времени значительно укрепившему экономику государства. И новый вождь, несомненно, именно так бы и поступил, если бы не сознавал, что никакая самая разумная
