к инкрустированному золотыми дисками белому мраморному полу, он заговорил:
– О Божественная, я верю в то, что мир не ограничен городами и деревнями по берегам Реки. Есть другие племена и другая жизнь. Среди нас теперь живут критяне, миттанийцы, о которых раньше никто и не слыхал. Меняются обычаи, меняется мир. Если мы будем меняться вместе с ним, Египет тоже будет продолжаться. Атон – бог нового, будущего мира. Я верю, что приход этого мира не сможет остановить никто.
– Ты думаешь, в новом мире не будет крови?
– Возможно ли без крови и боли даже рождение ребенка?
– Ты умеешь мыслить. Но ты не веришь в Единственного и Истинного Бога.
– Я…
– Молчи. Нам обоим известен ответ, не укутывай его в лишние слова. Веришь ли ты в Нашу божественную природу?
– Я боготворю Твою Божественную природу, царица.
– Подними глаза!
Он повиновался.
Она поднялась из массивного мраморного кресла и застыла, прямая, как копье. Встала так, что окно оказалось позади нее. Неуловимым движением расстегнула золотые застежки белого платья, и оно упало на пол. Совершенно обнаженная, царица стояла перед Тутмесом, чуть приподняв подбородок.
Она ожидала его реакции. Если взгляд этого умного и талантливого человека наполнится восторгом и благоговением, значит, она Божественна несмотря ни на что. Если же нет…
Она смотрела в его глаза и ждала. Наконец сказала:
– Подойди! Я хочу, чтобы ты запомнил меня и изваял такой, какой видишь.
Тутмес подошел. Она стояла неподвижно, только напряглась ее маленькая грудь.
Это продолжалось всего несколько мгновений, но Нефертити показалось, что она прочитала в глазах скульптора ответ на свой вопрос. Хотя уверена все равно не была.
– Теперь – уходи.
Не отрывая глаз от женщины, пятясь, Тутмес приближался к выходу.
Последнее, что он услышал уже за порогом, это то, как Нефертити хлопнула в ладоши, зовя служанок.
Придя домой, он не нашел сына. Тот был уже на пути в Нут-Амон.
Аихеппа томно готовила трапезу. Тутмес смотрел, как она наклоняется, ставя кушанья на низкий столик, как натягивается синяя туника на сосках ее необъятных грудей. Он набросился на нее как голодный зверь. Столик с кушаньями перевернулся, бронзовые блюда загремели на каменном полу. Аихеппа была удивлена неожиданной страстью хозяина – обычно он редко ее замечал.
Река уже вышла из берегов и стала опадать, а Тутмес не оставлял своей мастерской. Несколько раз он разбивал почти готовую статую и начинал снова. Ничего не получалось. Божественное и человеческое отказывались сливаться в едином образе.
Статуя Нефертити скульптора Тутмеса
Тогда, во дворце, он не увидел в обнажившейся перед ним царице Божества, которое видел в ней раньше. Он увидел стареющее, хотя и все еще красивое тело много
