пообещала Тина.
Кинулась в дом. Замерла на пороге. А вдруг ловушка? Нет, все нормально – ожерелье в этот раз даже не дернулось. К тому же имя Большерука она слышала, и не раз. И внешность его вроде как припоминает, особенно окладистую бороду. Тина надела пальто, кинулась к двери. В этот момент будто кто-то ее остановил.
«Вода», – шепнул голос, похожий на голос Романа.
Тина вернулась на кухню, схватила бутыль с пустосвятовской водой и выскочила из дома.
Глава 2
Возвращение
Данила Иванович был старым колдуном. Старым – в том смысле, что занимался магией еще в те времена, когда считалось, что подобных сил не существует вовсе. В дни торжества материализма Данила Иванович напрасно демонстрировал профанам наличие в мире колдовской силы, напрасно лез из кожи, доказывая, что с помощью этой силы можно людей спасать. От несчастной судьбы спасать, от болезней и злобы. Особенно от злобы. Самым страшным было не то, что Даниле не верили – в этом случае он мог бы еще что-то доказать, продемонстрировать наглядно дар. Ему просто говорили «нет». Захлопывали дверь, воздвигали стену, поворачивались спиной. Как будто очень сильно боялись. Эти однообразные закостенелые спинные хребты, прикрытые добротными пиджаками, приводили Данилу Ивановича в бешенство. Он называл это «спиннохребетным заговором» и пытался бунтовать. Лекарил без разрешения, вылечивал и даже порой буквально поднимал со смертного одра. Слава его вспыхивала мгновенно подожженной солома. Толпы недужных устремлялись к нему за помощью. Обиженные природой и судьбой, все, кому необходима вера в чудо, ходили по пятам. А следом являлись люди в сером с серыми лицами делать внушение. Данила Иванович покорялся потому как никогда не получалось у него быть дерзким и непокорным до конца. Проходило время, старый колдун вновь начинал куролесить. И вновь, прогремев мгновенно, вынужден бывал прекратить, замолкнуть, исчезнуть. Но эти краткие вспышки ничего не могли изменить и никого – взбудоражить. Данила Иванович как бы не существовал.
И вдруг стена исчезла. Рассыпалась, растаяла, испарилась. Вместо стены образовалась пустота. Можно было ходить повсюду: по кривым дорожкам, в стороны неведомые, вперед, назад. Летать вдруг разрешили – если, конечно, ты умел летать. А ведь прежде Данила Иванович умел! Когда-то, очень-очень давно. Поднимался в воздух и парил в поисках линзы чистого вольного воздуха.
Попробовал вспомнить прежнее. Рванулся. Поднялся на метр от пола и рухнул. Стукнулся локтем и коленом. Расплакался от обиды, а не от боли. Понял в тот миг, что исчезновение стены его не радует, и ничто на свете обрадовать не сможет. С тех пор тихая печаль поселилась в сердце старого колдуна, и стал он жить с ней, как с нелюбимой, старой женой, от которой уйти невозможно.
Вновь принялся снимать порчу и исцелять, но уже не ради чего-то высшего, недоказуемого, ирреального, а ради хлеба. И это теперь угнетало его больше прежнего непробиваемого, непобедимого «спнннохребетного» заговора.
Но колдун не может не колдовать. Колдовство в конце концов подчиняет себе колдуна.
В Темногорск Данила Иванович приехал случайно. Прочитал в какой-то
