шумела темная жесткая листва, молчали отпевшие и оторавшие по весне птицы, попряталось по своим убежищам зверье. Послеобеденная одурь обошла лишь ящериц да мелькавших сквозь разрывы в пропыленной усталой зелени коршунов. И еще она не тронула людей в колпаках, грязно-белым потоком струившихся каменистой дорогой. Это над ними скользили падальщики, дожидаясь поживы. И как только догадались?
Пильо испуганно фыркнул и попятился. С причудливо изогнувшейся коряги стекла внушительная желтоголовица, тускло сверкнула возле обмотанных обрывками плаща копыт и юркнула под камень. И вновь ничего и никого. Лишь отдаленный цокот чужих подков да назойливое гудение и стрекот всякой летучей мелочи. Два отряда, большой и крохотный, тонули в часах и минутах, как в сонной озерной воде. Где-то за очерченным коршунами кругом просили Пречистую о ребенке сотни женщин, садились на коней солдаты Хенильи, прятали нехитрый скарб обитатели Тутора. Они были, и их не было…
– Сеньор, впереди прогалина. Этих… видно как на ладони. Глянете?
– Гляну! – Карлос, словно очнувшись, уставился на хмурого Лопе. Великан был таким, как всегда. – Ну и духота… Не поймешь, то ли лоассцы и впрямь здесь, то ли снятся.
– Тут они, уроды белолобые, – заверил ординарец, – а вы б лучше шляпу надели. Лес лесом, а голову печет.
– Нет у меня шляпы, – признался де Ригаско, – потерялась.
Такое с ним бывало, особенно перед боем. Судьба требовала дани и получала ее позабытым плащом, пустым желудком, лопнувшим не ко времени ремнем. Карлос де Ригаско был суеверен, как любой солдат, и знал, что пакость свое возьмет. И лучше ерундой, чем кровью.
– Потерять шляпу – к удаче! – с готовностью объявил Лопе. Ординарец знал своего господина как облупленного. Еще б не знать вздорного мальчишку, в один прекрасный день влезшего на самого строгого жеребца в конюшне… Шрам остался до сих пор памятью о наглости и удаче. И о том, как отец велел стереть кровь и идти на барьер. На своей лошадке. До строптивого жеребца дело дошло через два года…
– Дьявол и все его мухи! – Подъехавший Альфорка от злости разве что искры не пускал. – Ну почему эти твари так далеко?
– Объяснить? – предложил не отстававший от приятеля Доблехо. – Или сам догадаешься?
– Не догадаешься, Хайме спроси, – посоветовал Карлос, – или Хенилью, когда явится. Он тебе объяснит. В подробностях.
– Спасибо, не надо, – поблагодарил Маноло и погладил пистолет. – У него курок чешется.
– Так почеши! – не выдержал де Ригаско, притворяясь, что считает давно пересчитанных хаммериан. «Белолобые» шли уверенно и деловито. Проводник проводником, но без глаз в Сургосе не обошлось. Кто-то заверил гостей, что их не ждут, и этот кто-то вряд ли был чужаком.
– Карлос, – раздалось над ухом, – Карлос!
Герцог рывком обернулся, но это был всего лишь Хайме.
– А ты что тут делаешь? Твое место с Лиханой и загонщиками.
– Господин полковник! – отчеканил обиженный
