труда несет к порогу бездыханное тело сестры, и, что вполне естественно, чрезвычайно встревожилась. Впрочем, напоминание о стаканчике бренди прозвучало вполне по-человечески, а необходимость немедленно заняться здоровьем Миванвей не позволила сосредоточиться на вопросах, угрожавших целостности рассудка.
Чарлз отнес супругу в спальню и положил на кровать.
– Оставлю ее на ваше попечение, – шепнул он мисс Эванс. – Будет лучше, если бедняжка не увидит меня до полного выздоровления. Шок оказался слишком сильным.
Мистер Сибон сидел в темной гостиной нестерпимо долго – во всяком случае, так ему показалось. Наконец мисс Эванс вернулась.
– Все в порядке, – послышались долгожданные слова.
– Пойду к ней! – вскочил Чарлз.
– Но сестра лежит в постели! – возмущенно воскликнула мисс Эванс. Чарлз рассмеялся, и леди слегка смутилась:
– Ох, ах… да, конечно. Пожалуйста.
Оставшись в одиночестве, мисс Эванс опустилась в кресло и попыталась убедить себя, что все происходящее – реальность, а не причудливый сон.
Портрет леди
Работа атаковала, но чем агрессивнее она бросала вызов – так уж устроено сердце слабого бойца, – тем меньше воли к сопротивлению у меня оставалось. Я боролся с ней в кабинете, но трусливо отступал к любимым книгам. Выходил на улицу, чтобы встретиться лицом к лицу с неизбежностью, однако вскоре находил убежище в зале мюзик-холла или в театре. В конце концов работа нависла с такой грозной неотвратимостью, что черной тенью легла на мое и без того унылое существование. Мысль о ней садилась рядом за стол и портила аппетит. Неотвязные воспоминания о невыполненных обязательствах настигали даже за границей и до такой степени отравляли встречи с друзьями, что слова застывали на губах. Я слонялся среди людей подобно мрачному призраку.
Вскоре полный жизни город начал сводить с ума тысячью разнообразных раздражающих звуков. Я ощутил неотвратимую потребность в уединении – верном друге и учителе всех искусств – и вспомнил о Йоркширских холмах, где можно шагать весь день, не встретив ни души и не услышав ни единого звука, кроме заунывных криков кроншнепа. В этом благословенном краю можно лечь на траву и почувствовать живую пульсацию Земли, летящей в пространстве со скоростью тысяча сто миль в минуту. Так что однажды утром я поспешно засунул в сумку кое-какие вещи – необходимые и не очень – и, опасаясь, что кто-нибудь внезапно остановит, украдкой выскользнул из дома. Ночь провел в небольшом северном городке на границе королевства копоти и великих болот, а наутро, ровно в семь, уже сидел рядом с одноглазым почтальоном и созерцал круп древней пегой кобылы. Одноглазый возница щелкнул кнутом, и пегая кобыла затрусила по дороге. Девятнадцатый век с его громом и суматохой остался за спиной. Далекие холмы, неумолимо надвигаясь, заглатывали повозку все глубже, и вскоре мы превратились в крошечную точку на безмятежном лике земли.
Ближе к вечеру приехали
