Даже не успел дойти до первого подъезда. А они живут в третьем. Он в тот вечер после работы заходил к Лидочке, а затем пошел домой. Матери обещал, что вернется часам к девяти вечера. В половине десятого Анастасия Валентиновна заволновалась, «как сердцем почуяла неладное», стала звонить Москвиной, но та сказала, что Аркадий уже час как ушел от нее. Тогда взволнованная мать набрала номер сотового сына, а ей ответил незнакомый голос. Как оказалось, это уже полиция прибыла на место происшествия. Анастасия Валентиновна «как есть в домашнем халате и тапочках выбежала во двор». В полицию сообщил мужчина из первого подъезда двенадцатой квартиры – Мишакин Павел Петрович, он возвращался домой и увидел на асфальте окровавленное тело Аркадия. Поскольку тот был неузнаваем, не признал соседа и сразу вызвал «Скорую». А те в свою очередь – полицию.
Когда совершенно опухшая от слез Костромская собралась уходить, я задала ей вполне обычный вопрос:
– Скажите, Анастасия Валентиновна, вы вот сказали, что живете в одном дворе с Луговичной.
– Да. Только она в девятиэтажке, а мы… – тут она снова всхлипнула и поправилась: – А я – в пятиэтажке, что рядом прилегает. В тридцать пятой квартире.
– Но, насколько я знаю, Луговичные живут в Октябрьском районе, а вы сейчас приехали из Заводского. Так? – и я взглянула на нее вопросительно.
Костромская как-то сразу сникла, вжала голову в плечи и часто заморгала:
– Да, я… там, а… там э… у меня там живет… – залепетала она.
– Вам неудобно отвечать на этот вопрос? – не скрывая удивления, поинтересовалась я, помогая ей надевать пальто.
– Да нет, удобно. Вам… и теперь. В общем, у меня там живет один знакомый. Дело в том, что он неизлечимо болен. Прикован к постели. Вот еще одна трагедия на мою долю. Саша… Александр Степанович. Ему осталось жить буквально считаные дни. Он мне дорог, и я… – она снова сбилась и крепче прижала к груди сумку.
– Вы были с ним близки? – сочувственно взглянула я на нее.
– Нет… Да… Были когда-то. Он в больнице нашей лежал, где я работала. Тогда еще у него был шанс на выздоровление. Там и познакомились. Но я от всех это тщательно скрывала. Особенно от Аркаши. Не хотела, чтобы мальчик подумал, будто я предаю память его отца. Три с лишним года, как девочка, от сына скрывалась. Теперь вот вдвойне стыдно. Может, надо было все-таки их познакомить? Или уж нет? Не знаю.
– Понимаю, – соврала я.
Какой такой мальчик в тридцать с гаком? Какая память? Чего здесь особенного? Но, видно, Анастасия Валентиновна была женщиной особого воспитания, с определенными принципами.
– И еще последний вопрос, – поспешила я закрыть эту болезненную для нее тему. – Вы сказали, что к вам неизвестно откуда пришли какие-то деньги. Что это значит?
– Ах да! – спохватилась она, хлопнув себя по карману пальто, словно там и лежали эти деньги. – И как это вы все так запоминаете? Молодец какая!
С
