Пусть привыкнет пока. Я напишу письмо барону.
– А как же вы? Как же полиция? Не хотите ли уехать немедленно?
– Так я не бегу ни от кого, Корделаки, – уже придя в состояние собранного спокойствия отвечала баронесса. – Отвечу на все вопросы. Я предупреждена, теперь спокойна – спасибо вам за это. Не беспокойтесь за меня. И вы, верно, забыли о записке, присланной мне таким загадочным способом? Хотя её и передал Амур, она, не удивляйтесь, от дамы. Мне надо будет сделать визит до отъезда. Ну, вот, Корделаки. На этом мои поручения к вам завершены. Будьте свободны, я очень вам благодарна за помощь.
Граф отвёз мадемуазель де Вилье домой, ещё раз выслушал восторги и благодарности её родных, помог ей уговорить их на поездку с баронессой в деревню и совершенно опустошённый вернулся наконец к себе домой. Он так устал, что не хотел уже ни есть, ни спать. В разгар дня он вышел на балкон второго этажа, откупорил бутылку «Вдовы Клико», напитка, который он уже лет пять, с момента его появления в России, предпочитал всем остальным. За белыми балясинами балюстрады виднелся пышный сад. Прямо как был, в сапогах, Илья Казимирович прилёг на оттоманку, отпил из бокала и стал смотреть на последние летние лучи солнца, пронизывающие только ещё начинающую желтеть листву. Постепенно дремота сморила его.
А когда граф проснулся от вечерней прохлады, то всё произошедшее с ним прошлой ночью показалось ему далёким или даже как будто придуманным. Жизнь приняла свои привычные очертания. Больше ничего особенного не происходило, и через несколько дней он, как и намеревался, отбыл в соседнюю губернию в назначенную ранее деловую поездку. Там граф и вовсе заскучал, а возвращаясь, вспомнил о новом своём знакомстве и свернул в усадьбу Куницыных, попавшуюся ему на пути.
И вот он сидел за столом в саду, первые опадающие листья планировали прямо в вазу с огромными краснобокими яблоками и иногда с лица приходилось стирать прилетавшие невесть откуда невидимые нити паутины. Куницыны-старшие потчевали его наливками, обед накрывался в доме и оттуда тянуло различными аппетитными запахами, царствовал над которыми аромат кулебяки. Тут граф и задал вопрос о вдове, не к месту припомнив вдруг свои чувственные мечты о деревенских радостях. Старики заверили, что невестка их выйдет к гостю обязательно, просто сейчас надо было распоряжаться приготовлениями в доме, а все хозяйственные дела она сегодня взяла на себя. В голосе их, наперебой нахваливающих вдовушку, сквозила почти родительская гордость, как будто речь шла не о зрелой женщине, а о повзрослевшей внезапно дочери.
И вот подали обед, за ним неспешная беседа продолжилась на темы мирные и непорочные. После гостю показывали дом и сад, затем последовал непременный самовар – чай, пышки, варенья. Деревенская неспешная жизнь, как ребёнка за руку плавно подвела их всех к голубым сентябрьским сумеркам. «Небось, они тут и спать с курами укладываются, – подумалось городскому гуляке, у которого с темнотой только и начиналась активная часть светского общения – рауты, вечера, визиты. –
