неудобная. Хорошо, хоть с одеждой все нормально.
Правда, от моей нервной дрожи она не спасала, все же это очень волнительно – делать то, не знаю что, дабы достичь результата, о котором говорится только в очень старых книгах.
Все же в целом дивному народу не свойственно делиться своей магией и жизненной силой, потому, что делать с последствиями поступка моей названой матери, никто не знал. Из предложений – только выпихнуть смертную в моем лице в ночь Холлан-Тайда и посмотреть, что из этого получится.
Ну а пока я неторопливо шла по мягко ложащейся под ноги тропинке, дышала свежестью ночи и прислушивалась к ветру в холмах. К ветру и… стуку копыт. А точнее, копытц.
Маленьких, изящных… красивых, как и сама глейстига.
Она появилась из темноты вся, разом. Невысокая, хрупкая фигура в светло-зеленом платье с белой вышивкой по подолу и рукавам. Золотые волосы обрамляли нежное лицо и сбегали по плечам шелковым пологом.
– Разве тебе можно идти со мной? – Я остановилась в двух шагах от волшебной девы.
Она и не подумала ответить на мою улыбку, лишь подняла на меня встревоженный взгляд.
– Ула, может, вернешься?
– Неужели ты делилась силой с человеческим ребенком для того, чтобы она всю жизнь во мне дремала?
Моя названая мать нахмурилась, а я расплылась в еще более широкой улыбке.
– Я делилась, чтобы спасти, – резко ответила глейстига. – А ты сейчас собираешься идти по тропам за… за вымыслом!
Этот разговор был не первым, но, скорее всего, последним. Потому что я или вернусь такой же, как она, или… или не вернусь.
– Мама, а если я не пойду, то что?
– То ты будешь жива. Со мной! – В травянисто-зеленых глазах плеснуло глухим отчаянием, а тонкие пальцы судорожно стиснули ткань платья. Белые ноготки медленно превращались в хищные черные когти и кромсали даже заговоренную ткань, но та не сдавалась, а тянулась разорванными нитями к краям.
Я шагнула вперед, порывисто обняла маму, вдыхая знакомый с детства запах озерной воды и кувшинок, и горячо зашептала прямо в острое ухо.
– Ты прекрасно понимаешь, что я все равно старею. Да, сейчас мне девятнадцать, и следы увядания не видны, а что будет через десять лет? Через двадцать или тридцать? Время в волшебной стране течет иначе, но узы со смертным миром не порваны, а значит… значит, это неизбежно. И ведь дело не только в юности!
– Мы что-нибудь придумаем! Я выменяю камни на эликсиры, я…
– Не стоит. Ты подарила мне силу. Еще тогда, когда я родилась. Это лучше любых эликсиров, надо лишь ее разбудить. Именно поэтому я и ухожу. Всего одна ночь!
– И ты не вернешься.
– Не веришь ты в меня, однако. Практически обидно, мам!
– Дурочка, – проворчала глейстига, отстранившись от меня, и, обхватив мое лицо руками, серьезно спросила: – Значит, не отступишься? Даже если я буду тебя умолять?
– А ты не будешь. Потому что понимаешь,
