и взбудораженная Эрика обращает внимание на мужа, который после всего остается без движения, молча сжимая кулаки. – Мика, постой, – она попыталась догнать его, но муж остановил ее.
– Не нужно, пусть идет. Пусть посидит и подумает над своим поведением. Может тогда в его пустую голову и дойдет, как отвратительно он поступил. Прости за это.
– Натан… – женщина опустила взгляд. Она корила себя за проявленную несдержанность, за то что предпочла утаить правду от детей, которые теперь совершенно оправданно злятся на них. Не была готова к трудностям, хотя знала сложный характер Мики, основываясь на рассказах мужчины. Как нелегко будет ее собственному сыну смириться с ситуацией. В общем, она была готова столкнуться с трудностями, что ожидали впереди, но реальность оказалось немного сложнее фантазии. И тут действовать нужно было безошибочно. Одна ошибка и смерть.
– Я должна пойти поговорить с ним.
– Ты поговоришь, но давай позже. И ты, и Юу, должно быть очень переволновались, – он посмотрел на пришибленного Юичиро, а потом снова на жену. – Вам нужно отдохнуть.
– Нет, Натан, я должна это сделать сейчас. Прости, – сказала Эрика.
– Хорошо, поступай, как считаешь нужным, – сдался мужчина. – Юу, – он обратил взор к пасынку, – извини за эту сцену. Располагайся. Ты теперь дома. Пойдем в столовую, ты должно быть голоден. Разбором вещей займемся позже.
И в тот момент, когда Натан увлек с собой Юичиро, Эрика поднялась наверх. Она осторожно постучалась в дверь комнаты, но ей никто не ответил.
– Мика, – осторожно позвала она. – Мика, ты там?
Снова в ответ тишина. Однако женщина уверена, что мальчик находится внутри и просто не желает с ней разговаривать.
– Мика, – она касается ладонью двери, – я очень хорошо понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Ты злишься на отца, считаешь, он бросил тебя, заменил на меня и Юу. Предал тебя, но… Ты ошибаешься, твой отец очень любит тебя и, желая только одного – чтобы его сын был счастлив, он решился на этот союз. Прежде всего, он думал о тебе. Ты знаешь, – она усмехнулась, – раньше, чем он сделал мне предложение, он взял с меня обещание, что я буду любить тебя и заботиться о тебе, как о собственном ребенке. И я конечно дала ему слово, ведь я давно знаю тебя и давно испытываю к тебе теплые чувства. Не ругай его, твой папа, – Эрика улыбнулась, – замечательный человек, но он плохо умеет выражать свои чувства. Но даже сквозь его внешнюю черствость не так трудно увидеть то, насколько ты дорог ему.
Шиндо слышал ее мягкий голос. Сидя на постели, держа руку у рта, чтобы сдержать рвущуюся наружу боль, он слушал этот голос. Боль не от ран, не от изменчивых слов отца полосовала его, это была внутренняя боль, разъедающая и поглощающая, гораздо более сильная чем та, которую может испытывать бренное, человеческое тело. Боль души не сравнима с ним. Чувство, что его предали, обманули и все это сделал его родной отец, не позволяло парню произнести хоть слово. Весь огонь пылал теперь внутри, сжигая
