не дрожите вы так, – улыбнулась Надежда Николаевна. – Я вас уверяю, что все будет нормально, идите, – подбодрила она девушку.
Та, уже взявшись за ручку двери, спросила:
– А как у него сегодня настроение, вы не в курсе?
– Вроде как обычно, – пожала секретарша плечами.
– Если как обычно, тогда я точно пропала, – простонала Кира.
– Да идите же вы, наконец, он до смерти не любит ждать, – поторопила Надежда Николаевна девушку. – Ни пуха!
Кира вдохнула побольше воздуха в легкие, выдохнула:
– К черту, – и открыла дверь кабинета. Она замерла у порога и уставилась на босса, ожидая, что же он хочет ей сказать.
– У вас есть загранпаспорт? – без всяких предисловий, как всегда, не поднимая головы от каких-то бумаг, спросил он.
– Загранпаспорт? – с удивлением посмотрев на президента, переспросила Кира.
– Именно так называется этот документ, – с сарказмом заметил Ганшин. – Вы мне не ответили. Есть у вас загранпаспорт или нет? – снова повторил он.
– Нет, – быстро ответила Кира и облегченно вздохнула. До нее дошло, что если речь пошла о документе, значит, ее никто не собирается увольнять.
– Почему? – тем временем резко спросил Ганшин.
– Я никогда никуда не выезжала, – пожала девушка плечами.
– У вас в анкете написано, что ваша мать живет за рубежом уже много лет, а если точнее, то двадцать первый год, – глухо проговорил мужчина, по-прежнему не поднимая головы от бумаг.
– Да, это так, – высоко вздернув нос, ответила девушка. – А какое, собственно, отношение это имеет к моей работе у вас?
– Вы что же, за двадцать лет ни разу не ездили к ней? – игнорируя замечание девушки, продолжил Илья Борисович все таким же строгим голосом.
– Нет, – коротко бросила Кира и нахмурила брови. «К чему весь этот допрос?» – подумала она.
– Почему?
– Я обязана отвечать?
– Нет, не обязаны.
– Тогда зачем вы меня об этом спрашиваете?
– Я должен все знать о своих сотрудниках, и вы, госпожа Романова, не являетесь исключением, а даже наоборот.
– Это как – наоборот? – не поняла девушка.
– Вы – мой личный референт, – пожал Ганшин плечами и, наконец-то подняв глаза, уставился на Киру тяжелым, немигающим взглядом. – Я так понимаю, вы вовсе не общаетесь со своей матерью? – спросил он.
– Нет, не общаюсь. Если это все, что вы хотели узнать, может, разрешите мне уйти? – раздраженно сказала Кира, сама от себя не ожидая такого всплеска негодования. Она вообще не любила разговоров о своей матери, с самого детства. Но, когда вдруг случайно он все же возникал в их доме, еще когда была жива бабушка, она всегда испытывала злость, как и сейчас. Где-то на уровне подсознания у нее возникал комплекс неполноценности, и она начинала ощущать себя ущербной.
«Ведь нормальных, хороших детей никогда
