привычке совать нос не в своё дело, пристал бы к хозяину с расспросами о причине внезапного переезда, тот положительно не знал бы, что ему ответить. Просто не было никакой причины, взбрело в голову, и всё тут!
Кое-как приведши в порядок разбитое лицо и предоставив все заботы Захару, хоть и вредному, но достаточно толковому, чтобы справится с ними самостоятельно, Роман Григорьевич, не дожидаясь окончания сборов, направился к отчему дому налегке. Настроение было подавленным, он не был уверен, что доберётся до места живым. Однако, обошлось без новых происшествий, не считая божьей птицы голубя, посадившего пятно ему на плечо. Но это, согласитесь, не кирпич на голову. Даже непонятно, отчего Роман Григорьевич ещё сильнее расстроился?
На тесовом, отнюдь не украшающем облик города заборе у дома купца Игнаткина сидели три коловерши – сами бурые, без рук, без ног, только голова и хвост. Умостились на столбах, вращали глупыми глазищами. В другой день Роман Григорьевич не стал бы обращать внимания на такую безделицу, но теперь подумал с раздражением: «Безобразие! Развели пакость, будто не в столице мы живём, а в глухой деревне! На нас Европа сморит, а у нас нежить средь бела дня заборы обсиживает!» Коловерши разом повернули головы, раззявили круглые пасти и дружно зашипели ему вслед, выметнув узкие языки. С чего вдруг? Обычно коловерши на людей не кидаются. «Сгинь!» – зло огрызнулся второй пристав, и те послушно сгинули: свалились со столбов, канули за забором. «То-то же!» – мстительно усмехнулся Ивенский-младший.
Отца он застал дома, в османском халате и с трубкой – по праздникам Григорий Романович, человек, в общем-то, весьма энергичный и деятельный, любил никуда не спешить. Ведь на то праздники и нужны, чтобы нарушалась привычное течение будничной жизни, иначе, какой в них смысл?
– Надолго ли нынче заглянул к нам, сыне? – на старинным манер приветствовал его отец, привыкший к мимолётным визитам любимого отпрыска.
– Навеки, папенька! – объявил Роман Григорьевич драматически. – Переселяюсь. Скоро должен явиться Захар с вещами.
Вместо того, чтобы возликовать, как предрекал упомянутый Захар, генерал от инфантерии Ивенский, слишком хорошо знавший своего единственного сына, не на шутку встревожился.
– Что-то случилось? Какая-то беда?
– Ах, ну что у нас может случиться? – не желая огорчать отца рассказом об утренних событиях, отмахнулся Роман Григорьевич. – Просто скучно стало, утомился немного, обстановку захотелось сменить. Вы ведь не откажетесь принять меня?
На глупый вопрос Григорий Романович отвечать не стал – просто пропустил мимо ушей. Его насторожило слово «утомился». Любимое чадо действительно выглядело не лучшим образом, имело слишком бледный вид – недавнее крушение ещё давало о себе знать…
– Неприятности на службе?
– Несущественные. Всё управление наше захворало: и надзиратели, и приставы поголовно. Одному за всех вчера работать пришлось, сидел допоздна, глаза устали.
Ивенский-старший
