и ведет дело, где в качестве обвиняемого выступает человек, по его мнению, невиновный в смерти Елизаветы Самариной, и теперь Аркадий собирает информацию о Лизе, чтобы выяснить все ее связи и вычислить настоящего убийцу. Нинель Абрамовна поотпиралась некоторое время, но все же согласилась встретиться, пригласила их к себе и тактично намекнула, что к чаю у нее ничего, кроме самого чая, нет. Аркадий намек понял, купил по дороге дорогой торт, и они вместе с Ириной прибыли по указанному адресу.
Наконец щелкнули замки в количестве пяти штук, и Нинель Абрамовна предстала перед Аркадием и Ириной во всей своей красе. Роста Нинель Абрамовна оказалась маленького, но выглядела в глазах окружающих тем не менее значительно, потому что очень сильно раздавалась вширь, особенно в той части, которая располагалась ниже предполагаемой талии. Предполагаемой, потому что точно определить место нахождения этой части тела у Нинель Абрамовны было бы затруднительно, так как область возможного поиска была тщательно замаскирована внушительного размера грудью. Они поздоровались, Аркадий продемонстрировал свое удостоверение, Нинель Абрамовна мельком, но внимательно взглянула на него и пригласила их войти.
– Проходите, проходите, – засуетилась она. – Такое горе, такое горе! Я совершенно сама не своя с тех пор, как узнала о несчастье, которое совершилось с Лизой. Семен, когда узнает, тоже будет сам не свой, – Аркадий протянул ей торт. – Боже мой, зачем вы так потратились?! – воскликнула она и подхватила коробку. – Проходите в комнату, сейчас я заварю чай, и мы побеседуем. – Нинель Абрамовна провела их в гостиную, усадила в мягкие кресла и вышла.
Аркадий огляделся. Гостиная, по всей вероятности, была просторной, но огромное количество мебели разных эпох и поколений, непонятным образом втиснутое в помещение, делали комнату маленькой и неуютной. Похоже, в этом доме не выбрасывали ничего. В комнате стояли четыре кресла: два совсем новых, дорогих и модных, два старых, потертых, купленных во времена тотального дефицита еще в 70-е годы. Часть комнаты занимала полированная финская стенка, до отказа забитая посудой, рядом с ней стояли массивное антикварное бюро на львиных лапах и стул, украшенный головой дракона, вероятно, наследство от прабабушек или прадедушек. Два стола: обеденный, покрытый красной бархатной скатертью, и журнальный, заваленный огромным количеством старых пыльных журналов. Но семья Гольденштейн далеко не бедствовала, достаток угадывался в мелочах и определенно присутствовал. Телевизор был очень дорогим, видеомагнитофон и музыкальный центр – тоже. Да и мать Семена была одета хоть и безвкусно и нелепо, но дорого. За фигурой она не следила, но кожа была гладкой и нежной, как у девочки, лицо светилось здоровым румянцем, волосы были тщательно уложены и подстрижены у хорошего мастера.
Нинель Абрамовна вернулась и, ловко маневрируя между мебелью, вкатила в комнату столик на колесах, на котором красовались чашки из тонкого великолепного фарфора, китайский чайник, тарелка с порезанным тортом и сахарница. Она разлила по чашкам чай, раздала всем по кусочку торта, наконец села, вопросительно посмотрела на
