за дверями, посоветовали маме успокоиться да и идти себе с миром. Ибо недоказуемо – раз, а с таким раскладом еще и ненаказуемо – два.
Да не на ту напали. Дама, под блеющий аккомпанемент сыновнего «пойдем, мам», очень даже всерьез требовала у дежурных принять заявление. Конечно же, никто не стал ничего принимать. К тому же в сыне, под гнетом стыда, наконец-то проснулся мужчина, и он наотрез отказался что-то подписывать или подтверждать для протокола и заявил, что это все он придумал.
Через два часа, разъяренная на всех, и на сына в том числе, дама с воплями «я на вас управу найду!» покинула отделение.
Дежурка всем мужским составом смаковала услышанное и хохотала всю ночь.
Утром стало не до смеха.
Ибо буквально с самого утра все та же маловменяемая дама, от которой за версту несло валерьянкой и корвалолом, появилась под дверями все того же отделения с заявлением «от себя» о совращении ее мальчика, громко кричала и требовала пропустить ее к начальнику. Теперь она была одна, но она же была, и это невозможно было игнорировать.
Начальника на месте не было.
Зато мимо пробегал тот самый участковый, которого милицейский народ, похихикивая, быстренько в сторонке ввел в курс событий.
Участковый, мельком глянув заявление, успел прочитать адрес обвиняемой стороны и через пять минут, стоя под деревцем на улице, попытался ей дозвониться…
– Тебе лучше бы отсюда съехать, – серьезно сказал он мрачной Оле, – причем чем скорее, тем лучше. Желательно вообще сегодня. А то и сейчас.
И, помолчав, добавил:
– Конечно же, заявление у нее никто не примет, потому что чушь полнейшая. Ей там, конечно же, объяснят, но ты ж понимаешь, теперь к тебе здесь такое повышенное внимание будет… жизни не дадут. Ну, а если не объяснят – иди знай, куда эта полоумная дойдет. Слышь, я серьезно говорю.
Через пять минут он ушел.
Оля, матерясь и плача от нервов, кинулась собирать вещи, коих за год в квартире накопилось очень много.
Немного успокоившись, она набрала Лизу.
И через полтора часа мы приехали с пакетами.
– Капец! – выдохнула Лизка, дослушав. – Да, мать, попала ты капитально… Слушай, а может, все обойдется, а? Ты ж столько времени в этой квартире, все ж нормально было, что ж теперь, из-за одного придурка переезжать? А соседи успокоятся, им не пофиг? Для хозяйки что-то придумаем… Можно подумать, ей в первый раз про тебя рассказывают.
– Для хозяйки-то придумаем, – внезапно всплакнула Оля, потом, быстро успокоившись, хлопнула себя ладошкой по плечу – а с этими что делать? Мне Сережа ясно сказал: съезжать быстро. Понятно, что ее заявление – идиотизм, но вы б ее видели… Иди знай, она их там на рога поставит, а они ж должны будут для галочки отреагировать. А если просто начнут ходить и меня шантажировать, что дело завели? Он же малоле-етка! – Оля снова заревела.
– Тихо, тихо! – вступила я. – Не хнычь, давай быстро собирайся. Конечно, хреново,
