будет около двенадцати. А легкий ужин с пяти вечера до половины шестого. Потом повечерие, а после него братья отходят ко сну.
– Хорошо, – сказал я. – Обязательно приду! Как не прийти? Не могу же пропустить такое… интересное мероприятие. Можно смело сказать, увлекательное до глубины души, хоть и для любителя, а я еще тот любитель церковного пения!
Он замедленно поклонился, явно стараясь осмыслить сказанное, и вышел, держась возле стены, чтобы не потревожить собачку ростом с теленка, а весом с быка.
Я торопливо оделся, на душе пакостно и тревожно. Из головы не идет то чувство близкой опасности, а также моя неспособность призвать оружие или что-то еще из так необходимых, как теперь кажется, вещей, оставленных, можно сказать, в стационаре.
В дверь мощно бухнули, как будто бревном, и она тут же отворилась, не дожидаясь моего отклика. Вошел брат Жак, огромный и медведистый.
– А-а, – сказал он довольно, – и не ложился?.. Иди пожри на ночь, а то по себе знаю, никакой сон не идет, когда брюхо пустое. Твоя собачка уже успела и за тебя? Молодец, я так и думал, она у тебя хозяйственная! А как насчет выпить?
– Она или я? – спросил я осторожно.
Он довольно хохотнул.
– Хороший вопрос. Чувствую, ты паладин еще тот! И вполне уживешься, у нас тут просто.
– Погоди, – сказал я, – а разве трапеза не в двенадцать?
– Точно, – подтвердил он, – трапезная – хорошее место, можно поговорить обо всем, но если хочешь пожрать, то либо проси, чтобы тебе принесли в келью, а если не слишком зажрался, то и сам сходишь… Кстати, твоя собачка так уелась, что чуть там спать не легла.
– Вот свинья, – буркнул я. – Правда, мы так долго добирались сюда по морозу, что ей надо восполнить потерю жировых запасов. А где у вас кухня?
– Я проведу, – сказал он. – Разве не долг наш заботиться о братьях наших меньших?
Я вышел вслед за ним, а когда проходил по коридору, свечи на стене вспыхнули ярче. Жак от неожиданности остановился так резко, что едва не ударился о выступ стены.
Я по инерции сделал еще пару шагов, следующие две тоже вспыхнули, как два маленьких солнца.
– Чего это они? – проговорил он с недоумением.
Я ответил натужно бодро:
– Да просто приветствуют гостя. Вежливые значит. Ты же свой, тебя чего замечать?
– Что значит, – спросил он сердито, – приветствуют? Раньше никого не приветствовали!
– Времена меняются, – ответил я. – Вернее, мы их меняем.
– Лучше бы не менялись, – проворчал он. – Так спокойнее.
Я сделал еще несколько шагов, там дальше свеча, горит едва-едва, однако только я подошел ближе, вспыхнула радостно и празднично, даже цвет пламени поменялся, хотя, на мой взгляд, пурпурный выглядит несколько зловеще в сравнении с желтым или оранжевым.
– Мне больше нравится, – сказал я, – когда времена меняются.
Он покосился на меня с неудовольствием.
