чтобы не вырвать руку, как будто он обжег ее.
– Да, боюсь, это была я, неуклюжий подросток, – признала она, чуть не задыхаясь от тревоги.
– Я и не подозревал, что у тебя тоже голубые глаза, – задумчиво сказал он, не отпуская ее руку. – Раньше ты носила очки?
– Год назад мне сделали операцию на глаза.
– Такой цвет, наверное, достался тебе от матери-англичанки? – Голос Сейдика был так же прекрасен, как и он сам.
– Моя мама была наполовину англичанкой, наполовину арабкой. Она умерла во время родов. Меня вырастила мачеха, – объяснила Самия, собравшись с мыслями.
Султан наконец отпустил ее руку:
– Она умерла пять лет назад?
Самия кивнула, нащупав позади себя спинку стула, отчаянно вцепилась в нее и посмотрела вниз, словно боялась, что он мог заметить горечь, появлявшуюся в глазах каждый раз при упоминании мачехи. Эта женщина была деспотична и жестока, потому что прекрасно понимала: она никогда не сможет занять место матери Самии, возлюбленной жены эмира.
Самия вновь посмотрела на султана и вздрогнула. Он выглядел слишком хорошо. Рядом с ним она чувствовала себя серой и скучной. С чего ему вообще взбрело в голову сделать ее своей женой?
Султан указал на стул, в который она вцепилась, как в спасительную соломинку:
– Пожалуйста, садись. Желаешь чего-нибудь? Чай или кофе?
Она подавила в себе внезапное желание попросить что-нибудь покрепче, например виски.
– Кофе, пожалуйста.
Через несколько мгновений в кабинет влетела секретарша с подносом.
Сейдик сделал вид, что не заметил, как тряслись руки принцессы, когда она наливала молоко в кофе. Она была ходячей катастрофой с пунцовым лицом, но при этом в ее взгляде читался вызов. Любопытная смесь. Он уже привык к дерзкой самоуверенности женщин, с которыми обычно встречался.
Руки Самии продолжали дрожать, и Сейдик чувствовал жалость к бедняжке, которая чудесным образом умудрилась удержать фарфоровую чашку и не разлить кофе. Она избегала встречаться с ним взглядом, а он не стеснялся рассматривать ее. Самия оказалась не такой уж скучной и некрасивой – это стало приятной неожиданностью. Кожа ее была бледной – еще одно напоминание об английской крови. В светлых волосах, заплетенных во французскую косу, играли розоватые блики заходящего солнца; лицо идеальной формы обрамляли выбившиеся из прически пряди. Она выглядела как восемнадцатилетняя девочка, хотя ей было уже двадцать пять.
Сейдик продолжал рассматривать принцессу. Было в ней что-то неожиданное, необычное. Длинные ресницы скрывали выражение глаз, а султану очень хотелось понять, о чем она думает.
– Итак, принцесса Самия, вы расскажете мне, почему собирались уйти? – протянул он.
Самия подняла голову и встретилась со жгучим взглядом Сейдика. В кабинете стало жарче. Она еле удержалась, чтобы не расстегнуть верхнюю пуговицу блузки. Он рассматривал ее, как экспонат в музее, и, казалось, не придавал особого значения тому,
