табло набью! – громко орал устрашающего вида панк, которому только что мальчик-макака прыснул дезодорантом прямо в глаза.
Одна девочка вытащила из сумки флакон духов и погналась с ним за макакой, а другая вооружилась ещё солиднее – у неё был баллончик с краской. Такими обычно рисуют граффити на стенах. И вот уже пятна краски начали оседать на одежде, лицах и руках, на учебниках, портретах учёных-историков и на наглядных пособиях. Толпа ринулась на девочку, та перекинула баллончик мальчику-макаке. Но панк навалился на него своей мощной тушей, вырвал баллончик из рук и щедро полил им свой немного подзавядший ирокез. Слипшиеся начёсанные волосы тут же приобрели нарядный зелёный оттенок.
Пётр Брониславович остолбенел.
– Анастасия Геннадьевна, – проговорил он, рассеянно отпуская шиворот своего пленника, – а что же это они у вас так беснуются?
– А это у них перемена, – ответила учительница, пытаясь пробраться к своему столу, – отдыхают, устали, маленькие…
Практически все ученики восьмого «Г» были гораздо выше ростом, чем их молодая учительница. И не скрывали этого.
– Ничего ж себе маленькие устали. Как лошади педальные носятся. И это мои будущие ученики!..
В это время ещё один ученик, из-за его невероятной скорости Пётр Брониславович не смог разобрать, мальчик или девочка, спрятался за спину Анастасии Геннадьевны. А пущенный в него бумажный гнутик угодил бедной учительнице прямо в лоб.
– Ага, Накокова, за учительницу прятаться нечестно! – донеслось откуда-то.
– Косой!
Пётр Брониславович среагировал мгновенно – он схватил продолжавшую прятаться за Анастасию Геннадьевну девчонку, открыл дверь и, как котёнка, вышвырнул её в коридор.
– Побегай там, остынь. И до звонка чтоб я тебя тут не видел, – сказал он очумевшей нахалке, закрывая дверь перед её носом. – Да что ж они вытворяют-то?
Почесав лоб, на котором потихоньку оформлялась шишка, Анастасия Геннадьевна вздохнула:
– Так ведь холодно на улице, снег с дождём. Вот им и некуда деваться. Да вы не волнуйтесь, давайте я вам расскажу, кто тут кто.
Но дети продолжали мелькать, поэтому показать и рассказать, кого именно как зовут, было сложновато.
– Вот та девочка, которую вы в коридор выкинули, это Накокова, как вы, наверно, уже поняли. Читает с трудом, пишет тоже. Зато с устной речью всё в порядке. Хочет быть фотомоделью и утверждает, что в прошлой жизни была Моникой Белуччи.
– На полном серьёзе? – удивился Пётр Брониславович, уворачиваясь от пролетающей мимо извалянной в мелу тряпки. – Так эта артистка, Моника в смысле Белуччи, и сама жива ещё. В какой такой прошлой жизни?
– А вот это для Накоковой уже неважно, – ответила учительница. – Она решила, что была Моникой, и точка.
– Ясно. Серьёзная девочка, – не совсем понимая суть разговора, закивал Пётр Брониславович.
– Да. Но
