сделана на мосту Искусств в один из сонных летних вечеров. Тогда нас щелкнул дородный африканец, торговавший там всякой всячиной. Мне запомнились его неправдоподобно огромные руки, в которых моя камера казалась игрушечной. Не с первого раза удалось ему нажать на кнопку.
На снимке мы оба смеялись на фоне темно-синего неба, мягко обрамляющего силуэты парижских зданий. Неужели фотографии лгут? В горе поневоле начинаешь философствовать. Я сняла наше памятное изображение со стены и обеими руками прижала его к темному дереву комода.
«Да будет так! – смеясь, сказал тогда чернокожий африканец. У него был низкий голос и раскатистое „р“. – Да будет так!»
Я заметила, что мои глаза снова наполнились слезами. Они стекали по щекам и падали, словно тяжелые дождевые капли, на нас с Клодом, и на наши улыбки, и на Париж со всеми его любовными глупостями, пока наконец все это не размылось до неузнаваемости. Я выдвинула ящик комода и зарыла снимок между шарфами и перчатками.
– Так, – сказала я себе. И потом еще раз: – Так.
Задвинув ящик, я принялась размышлять о том, как, в сущности, просто вычеркнуть человека из жизни. Клоду хватило нескольких часов. И получалось, что эта полосатая сорочка от пижамы – единственное, что у меня осталось от него. Вероятно, он просто забыл ее под моей подушкой.
От счастья до несчастья один шаг. Можно сказать иначе: счастье порой выбирает замысловатые, окольные пути. Если бы Клод не оставил меня в тот пасмурный ноябрьский понедельник, я, вероятно, встретилась бы с Бернадетт, а не слонялась по Парижу, как самый одинокий человек в мире. Я не стояла бы в надвигающихся сумерках на мосту Луи Филиппа и не глядела бы на воду, преисполненная жалости к самой себе. И не убежала бы от того обеспокоенного молодого полицейского в маленький книжный магазин на острове Сен-Луи. И не нашла бы ту книгу, которая превратила мою жизнь в захватывающее приключение. Но обо всем по порядку.
Было очень любезно со стороны Клода оставить меня именно в воскресенье, потому что понедельник в ресторане выходной. В этот день я всегда делала себе что-нибудь приятное. Например, шла на выставку или часами бродила по «Бон марше» – моему любимому магазину. Или встречалась со своей лучшей подругой.
С Бернадетт мы познакомились восемь лет назад в поезде, когда ее маленькая дочь Мари, размахивая чашкой, налетела на меня и облила мое кремовое трикотажное платье какао. Пятна так и не сошли, но за время короткого путешествия из Авиньона в Париж и нашей в общем безуспешной попытки уничтожить пятна с помощью бумажных платочков в туалете мы очень сблизились.
Бернадетт была совсем не такая, как я. Очень стильная и всегда в хорошем настроении, она казалась не подверженной никаким влияниям извне. Проявляя завидное самообладание, она воспринимала вещи такими, каковы они есть, и пыталась извлечь из них максимальную пользу. Она сразу же наводила порядок в том, что виделось мне невероятно запутанным, и все расставляла по своим местам.
