соседки. Прикладывала младенца к полной, сочащейся молоком груди. Укачивала, чтобы заснул, а если сыну не спалось, носила на руках. Отправляясь за покупками, Мья Мья привязывала сына к своему телу. По ночам она лежала, слушая ровное дыхание мужа и сопение ребенка. Тот дышал часто-часто, словно торопился наполнить маленькое тельце воздухом. Мья Мья смотрела на него и пыталась хоть что-то почувствовать. Она ждала, когда в ней проснутся настоящие материнские чувства. Смотрела на все еще сморщенное личико сына, протягивала ему ладонь, чтобы он схватился своей ручонкой за ее палец, и… ничего не ощущала. Пустота в ее душе не желала заполняться.
Мья Мья перевернулась на бок, прижала к себе младенца. Вначале осторожно, потом сильнее, еще сильнее. Объятие было судорожным, граничащее с ненавистью. На Мья Мья смотрели два больших карих глаза. В них застыло изумление. Мья Мья ничего не чувствовала. Мать и сын казались двумя однополюсными магнитами, которые будут отталкиваться, сколько ни пытайся их сблизить.
Наверное, ей требуется время, чтобы привыкнуть к ребенку. Однажды в ней проснется материнский инстинкт и постепенно превратится в привязанность, а из нее родится чудо любви. Возможно, так и случилось бы, если бы не история с курами.
Это произошло ровно через две недели после рождения сына. В очередную субботу. Солнце только что взошло. Мья Мья вышла во двор за дровами. Утро было холодным, и она торопилась поскорее вернуться в хижину. Набрав хворосту, решила взять несколько полешек потолще, хранившихся с другой стороны дома. Завернув за угол, Мья Мья наткнулась на мертвую курицу, та лежала рядом с поленницей, и Мья Мья чуть на нее не наступила. Птичий труп не слишком напугал молодую мать, но около полудня она нашла второй. Полдень был временем рождения ее сына. Вскоре обнаружились еще две мертвые несушки и один петух. Муж Мья Мья смотрел на несчастных кур и лишь качал головой. Еще вчера они, деловито кудахтая, разгуливали по двору, а сегодня… Что же случилось? На птицах не было следов собачьих или кошачьих зубов. Не тигр же их убил ударом лапы! Но Мья Мья не столько занимала причина куриных смертей, сколько сам факт. Мертвые тушки подтвердили худшие страхи, став тем внезапным ливнем, ураганом и даже землетрясением, которого она всегда страшилась и втайне желала. Мья Мья поняла: на сыне лежит проклятие. Он – вестник бед. Астролог это предсказывал. Ей ни в коем случае нельзя было рожать в субботу, да еще в декабре.
Даже то, что в последующие дни с десяток соседских кур померли столь же загадочным образом, никак не успокоило Мья Мья. Наоборот, укрепило худшие опасения. Она знала: это лишь начало и беды, принесенные ее сыном в мир, обрушатся не только на их семью.
Ночами она лежала без сна, в ожидании новых напастей. А в том, что они произойдут, Мья Мья не сомневалась. Это было вопросом времени. Любой младенческий вздох и шорох, покашливание и храп звучали для нее раскатами грома. Боясь пошевелиться, Мья Мья напряженно вслушивалась в каждое движение ребенка. Даже его дыхание представлялось ей тропкой, по которой крадется
