в мою жизнь вошла Ева. Она притягивала меня с такой силой, с какой гигантский магнит притягивает гвоздь. Она никогда не знала, что ее власть надо мной так велика, впрочем, даже если бы Еве стало это известно, на нее это не произвело бы ни малейшего впечатления. Высокомерное безразличие было самой тяжелой чертой ее характера, но мне приходилось мириться с ним. Когда я находился рядом с этой женщиной, у меня появилось огромное желание подчинить ее себе, заставить выдать тайну ее необъяснимой власти надо мной. Борьба между нами стала для меня навязчивой идеей.
На этом я заканчиваю разговор о себе. Все, что я хотел сказать, сказано, и теперь я могу начать рассказ о Еве. Я давно хотел написать о ней. Я даже пробовал доверить бумаге свою жизнь и в ней Еву, но мне это не удавалось. Возможно, мне повезет на этот раз. Если эта книга когда-нибудь будет опубликована, может, она попадется на глаза Еве. Я вижу, как она лежит на кровати, зажав в пальцах сигарету, и читает эту книгу. Я знаю, что через жизнь Евы Марлоу прошло такое множество мужчин, похожих друг на друга как две капли воды, что она забыла большинство из них, если не всех. Она с таким же успехом могла забыть и меня, и то, как мы проводили с ней время. А может быть, она вспомнит меня, и ей будет интересно снова пережить прошлое, и, может быть, она снова почувствует свою власть надо мной, и это скрасит ее одиночество. Прочитав книгу до конца, Ева узнает, что я до сих пор связан с ней всеми фибрами своей души, связан с ней гораздо глубже, чем она когда-либо предполагала, и поймет, что, срывая покровы с нее, я срываю их и с самого себя. Вот она дочитывает последнюю страницу, и лицо ее застывает в презрительной гримасе, которую мне так часто приходилось видеть. Потом книга безразлично отбрасывается в сторону…
Глава 2
На заправочной станции в Сан-Бернардино мне сказали, что надвигается торнадо. Парень, обслуживающий станцию, одетый в белоснежную спецодежду с красным треугольником на груди, посоветовал мне переночевать в Сан-Бернардино. Но я не послушался его.
Когда я оказался в горах, поднялся сильный ветер. Я проехал еще милю. Внезапно звезды затянуло тучами и начался ливень, скрывавший сплошным черным занавесом, как стеной, все обозримое до этого пространство земли и неба. «Дворники» с трудом справлялись отбрасывать потоки воды с ветрового стекла. Я видел перед собой лишь несколько футов блестящей от дождя черной дороги, вырываемой из тьмы светом фар. Шум ветра и ливень, хлеставший по машине, вызывали у меня такое ощущение, словно меня засунули внутрь гигантского барабана, по которому какой-то сумасшедший изо всех сил колотит не предназначенными для этого палочками, а поленьями. Хрустели, ломаясь, ветки деревьев, и падали камни, но все это заглушалось шумом воды, ударяющей в колеса автомобиля. Потоки воды стекали с боковых стекол. В ближайшем от себя я увидел мое отраженное лицо. Освещенное желтоватым светом приборного щитка, оно было ужасным. Не различая дороги, я вел машину практически вслепую,
