руки ломать не придется. Счастливо оставаться, привет начальнику.
Зайдя за угол, Эдик рявкнул:
– Ходу! Бежим, а то облаву устроят и КПП перекроют. А по тропам ночью не пройти: либо часовые подстрелят, либо на минное поле наткнемся.
Пробежав триста метров, мы приблизились к первому посту. Дневальный сидел на камне и задумчиво курил, глядя куда-то вдаль, в сторону Кабула. Спокойно пройдя мимо него, мы побежали вновь. У второго поста маячил дежурный и весь состав наряда. Темнота сгущалась с каждой минутой. Прапорщик-азиат попытался преградить нам дорогу:
– Товарищи офицеры, ви куда пошоль?
– Не лезь, уйди в сторону, а то опоздаем на трамвай, тогда на твоем топчане спать будем, – пообещал ему Острогин, отодвигая его в сторону, и мы вошли в приоткрытые ворота.
– А-а-а, – задумчиво почесал затылок прапорщик и затем заорал нам вслед – Какой-такой трамвай, тут и рельсы нет. Пошутили, понимаешь, да?
– Нет, не пошутили, сейчас рельсы проложим, и он придет. Только никому не говори, особенно тем, кто нами будет интересоваться. А то как-то нехорошо: выпустил ночью к «духам» за пределы гарнизона неизвестных офицеров. Не порядок! – ответил Серж.
– Стой! Стрелять буду! Мать вашу!
– Я те стрельну! И маму не трогай! Гранату сейчас брошу – всю жизнь на аптеку работать будешь! Не было никого! Понял? У, ишак бухарский… – рявкнул Грымов.
– Чего ж не понять? Ясно… – притих прапорщик.
И мы, весело смеясь, убежали вниз, к кишлаку. У поворота дороги сидел торговец с лотком и при свете керосиновой лампы спорил с покупателем. Он очень удивленно посмотрел на нас и что-то прокричал.
– Что ему надо, чего орет? – спросил Ветишин. – Хоть бы кто-нибудь их язык понимал. В следующий раз Арамова нужно взять.
– В другой раз автомат нужно брать с собой. Тогда и патруль можно пугнуть, и «духов» завалить, если что, – резко оборвал его я. – У кого-нибудь, кроме меня, есть что-либо с собой?
– А что есть у тебя? – поинтересовался удивленно Грымов.
– У меня – две РГО в боковых карманах штанов, по костям очень больно стучат. Сейчас запалы вверну – и уже вооружен. – И с этими словами я принялся вкручивать запалы.
– Вооружен! Только себя и нас подорвать сможешь, – усмехнулся Марасканов.
– Что-то о возвращении мы не подумали, – задумчиво почесал «череп» Острогин. – Я даже гранату и ту не захватил. Но кто же знал, кто мог предположить, что мы досрочно вернемся. Такой огромный штаб, обширный женский контингент, и так бесславно возвращаемся. Мне даже стыдно за себя, а за вас тем более.
– Мужики, я вижу, как Острогин действительно краснеет, – объявил Ветишин. – Ему и вправду стыдно.
– Хватит болтать, быстрее идите и молчите, накличете беду, – забурчал Грымов. – Как бы «торгаш» этот «духов» за нами не послал.
Неожиданно со стены, которая возвышалась вокруг афганского музея, кто-то громко окликнул нас.
– Тохта (стой)!
– Бача,
