нас, дяденька. Мы к маме пойдем.
– Ну ладно. Целуйте мне руку и извиняйтесь.
– Зачем же руку целовать?
– Раздену и вареньем вымажу! Ну?!
– Вася, целуй ты первый… А потом я.
– Ну, Бог с вами… Ступайте.
Провозвестники будущего искусства встали с колен, отряхнули брюки, вынули из петлиц ложки и, сунув их в карман, робко, гуськом вышли в переднюю.
В передней, натягивая пальто, испуганно шептались:
– Влетели в историю! А я сначала думал, что он такой же дурак, как и другие.
– Нет, с мозгами парень. Я было испугался, когда он на меня надвигаться стал. Вдруг, думаю, подносом по голове хватит!
– Слава Богу, дешево отделались.
– Это его твоя крыса разозлила. Придумал ты действительно: дохлую крысу на поднос повесил!
– Ну, ничего. Уж хоть ты на меня не кричи. Я крысу выброшу, а на пустое место стеариновый огарок на носке башмака приклею. Оно и прочнее. Пойдем, Вася, пойдем, пока не догнали.
Ушли, объятые страхом…
Кто ее продал…
Не так давно «Русское Знамя» разоблачило кадетскую газету «Речь»… «Русское Знамя» доказало, что вышеозначенная беспринципная газета открыто и нагло продает Россию Финляндии, получая за это от финляндцев большие деньги.
Совсем недавно беспощадный ослепительный прожектор «Русского Знамени» перешел с газет на частных лиц, попал на меня, осветил все мои дела и поступки, обнаружив, что я, в качестве еврействующего журналиста, тоже подкуплен и – продаю свою отчизну оптом и в розницу, систематически ведя ее к распаду и гибели.
Узнав, что маска с меня сорвана, я сначала хотел увернуться, скрыть свое участие в этом деле, замаскировать как-нибудь те факты, которые вопиюще громко кричат против меня, но – ведь все равно: рано или поздно все всплывет наружу, и для меня это будет еще тяжелее, еще позорнее…
Лучше же я расскажу все сам.
Добровольное признание – это все, что может – если не спасти меня, то, хотя частью, облегчить мою вину…
Дело было так:
Однажды служанка сообщила мне, что меня хотят видеть два господина по очень важному делу.
– Кто же они такие? – полюбопытствовал я.
– Будто иностранцы. Один как будто из чухонцев, такой белясый, а другой маленький, косой, черный. Не иначе – японец.
Два господина вошли и, подозрительно оглядев комнату, поздоровались со мной.
– Чем могу служить?
– Я – прикомандированный к японскому посольству маркиз Оцупа.
– А я, – сказал блондин, небрежно играя финским ножом, – уполномоченный от финляндской революционной партии «Войма». Моя фамилия Муляйнен.
– Я вас слушаю, – кивнул я головой.
Маркиз толкнул своего соседа локтем, нагнулся ко мне и, пронзительно глядя в глаза, прошептал:
– Скажите…
