движение? Не будьте наивны: ислам – сверхнационален, точно так же, как был сверхнационален коммунизм. Как сверхнациональна американская модель цивилизации. Это все драмы мировой истории. Но от этих драм трещат чубы у людей, и трещат со вполне национальным треском. И как бы мы, воспитанные в марксизме, ни относились к этому – думали, что отомрет, – но реальность такова, что этноориентация неизбежна, каждый раз приходится становиться на ту или иную сторону.
И вот последний вопрос, который я хочу задать себе и вам. На чью сторону становиться сейчас интеллигенту? На сторону глобалистов, которые сулят светлое будущее цивилизации, искоренение пороков и предубеждений, или же на сторону националистов, которые противодействуют этому сближению всего и вся, этому стиранию всяческих границ?
Я бы ответил на этот вопрос так. Можно было бы искать среднюю линию, если бы процесс шел однолинейно-последовательно и без крайностей. Но поскольку процесс идет галсами и то и дело залетает в такие края, что не приведи господь, я бы привел в пример яхтсмена, который тоже идет галсами. И каждый раз, когда он поворачивает яхту вправо и она ложится на правый борт, он сам отваливается в противоположную сторону и висит над левым бортом. А когда яхта поворачивается налево, он, чтобы сохранить равновесие, отваливается и висит над правым бортом.
Вот так и интеллигент. Он должен чувствовать, когда начинается националистическое безумие, – тогда он должен отваливаться на сторону цивилизации, на сторону глобальных ценностей, на сторону мировых ценностей. Но если начинается безумие всемирных ценностей, которые стирают напрочь все национальное и культурное, вот тогда интеллигент должен становиться на сторону национального.
Господи, дай мне разум понять, кому больно, дай мне силу помочь тому, кому больно, дай мне стойкость вынести, если не смогу.
Госпожа Удача
Там еще и покруче: «Ваше благородие, госпожа Удача…» В 1970 году еще не принято было щеголять обращениями царского времени. По тем временам – откровенный вызов. И вложено – в уста белого офицера, которому предписано погибнуть под кинематографическим «Белым солнцем пустыни». Хороша удача… Горечь и ирония, если не усмешка – в таком повороте. Тонкая аристократическая дерзость – стилевой знак, по которому узнается Булат Окуджава. И еще что-то есть в подтексте: «удача» – явно не из советского психологического набора. Не на том строим, не на то ставим…
А теперь и в журнале «Родина» и в Вестнике актуальных прогнозов обсуждается проект, озаглавленный «Удачи ХХI века». Первый вопрос, который приходит в голову: а что, теперь не от труда нашего, не от решимости, не от воли нашей все зависит, а от удачи? Как судьба ляжет?
А в прошлом? Какими словами это обозначалось в эпохи, которые «за шеломянем»? Шанс? Фарт? Талан? Ищу корни. Первый – от французов, второй – от немцев, третий от тюрок… А родное что? Успех?
Это слово: «успех»
