не только нес обычное имперское бремя забот культурно-социальных, организационно-административных, оборонных, но и осознавал это как свой национально-религиозный долг перед Богом. При этом национальное и религиозное образовали у русских, по аналогии с двумя природами Христа, неслиянно-нераздельное единство, в котором русскость была немыслима без Православия, а присоединение к Православию открывало дорогу в русскость представителю любой народности. Таково было подлинное измерение вселенскости, которое отмечал в русском народе Достоевский: «Назначение русского человека есть бесспорно всеевропейское и всемирное. Стать настоящим русским… может быть, и значит только… стать братом всех людей, всечеловеком, если хотите»[30].
С точки зрения соответствия христианскому идеалу, расцвет русской государственности наступил после преодоления Смутного времени в 1613 году: служение всех слоев единой цели было выстраданным, сознательным и единодушным. Цари правили в «симфонии» со свободной и авторитетной Церковью (духовной властью) вместе с Боярской думой (аристократический элемент власти) и избиравшимися снизу Земскими Соборами (демократический элемент). Причем такое русское государственное устройство отличалась от западного не только по форме, но и по сути.
У западных народов юридическая система власти вырастала из борьбы отдельных эгоизмов друг с другом и с верховной властью (сначала ей противостояли феодалы, затем буржуазия, затем все индивидуумы). В таких условиях постоянной борьбы интересов, признаваемой за естественную, было необходимо регулировать ее детальной системой правил – отсюда юридический рационализм доминирует над нравственным содержанием (такова, например, мелочность брачных договоров – в сравнении с церковным таинством соединения мужа и жены в «одно тело» пред Богом).
Русская же система государственного устройства основывалась на едином для всех национальном благе (понимаемом как следование Божией воле), на согласовании отдельных интересов в служении этой цели, на соборности принятия решений, на живом и ответственном нравственном чувстве, а не на детально прописанном законе. Поэтому нельзя с чисто юридическими мерками понять якобы «варварскую» допетровскую Русь и воплощения русского идеала. В Московской Руси, в отличие от Европы, духовное содержание жизни было важнее формы – это и осталось русской особенностью навсегда. По сравнению с Московской Русью проигрывают и часто противопоставляемые ей древнерусские «демократии» (Новгород, Псков), в которых верховная княжеская власть ограничивалась интересами торговой аристократии – в ущерб общенациональному идеалу.
О тогдашнем социальном устройстве, суде присяжных и широком самоуправлении, о роли Земских Соборов много верного написано И. Л. Солоневичем в его «Народной монархии». Впрочем, многое он пересказал из труда Л. А. Тихомирова – лишь в более публицистичной форме, только почему-то считая основополагающим натуралистический
