Сигнал идет, шлюз впускает меня внутрь, отсекает всех лишних. Наконец я вырываюсь из толчеи.
Наконец мой блок.
От пола до потолка – двадцатиметровой высоты оранжевые стены поделены на ровные квадратики, в каждом – дверка; к стене прикручена решетка из лестниц и трапов: вход в каждый жилой куб – отдельный, снаружи. Говорят, архитекторы вдохновлялись старинными мотелями – романтика, все дела. Еще говорят, что такая открытая конструкция и ее жизнерадостная яркая раскраска должны помогать страдающим клаустрофобией. Пошли бы они, умники.
В душ бы после этой гребаной давки.
На входе в блок – трейдомат, продающий всякую всячину: протеиновые батончики, спиртное в композитных бутылках, все нужные таблетки. Рядом – девчонка-продавщица: стрижка под пони, глупые голубые глаза, белая рубашка расстегнута до третьей пуговицы.
– Привет! – говорит мне она. – Будете что-нибудь? У нас свежие кузнечики!
– «Картель» есть?
– Конечно! Мы специально для вас всегда держим про запас бутылочку.
– Очень мило. Давай. И кузнечиков своих.
– Сладких или соленых? Есть еще со вкусом картошки или салями!
– Соленых. Кажется, все.
– Ну конечно, соленых! – Она смешно хлопает себя ладошкой по лбу. – Как всегда.
Коммуникатор на руке просит приложить к экрану указательный палец – авторизовать оплату. Автомат вручает мне пакет с покупками.
– Чуть не забыла! Не хотите попробовать новые таблетки счастья?
– Таблетки?
– Очень хорошие, правда! Эффект потрясающий! Действует до трех дней. А потом – никаких отходняков.
– Откуда ты знаешь?
– Что?
– Откуда тебе-то знать, что эффект потрясающий? Есть с чем сравнить?
– Что вы имеете в виду?
– Ты что, когда-нибудь была счастлива? – разжевываю я. – Хотя бы секунду, а?
– Вы же знаете, что я не могу…
– Конечно, не можешь! Так за каким дьяволом ты…
– Зачем вы так? – В ее голосе обида настолько неподдельная, что мне даже становится неловко; абсурд.
– Ладно… Ладно, прости. – Зачем я ей это говорю? – Сорвался. Был трудный день… Длинный и очень… Странный.
– Странный?
– Кажется, я наделал массу вещей, которые делать не собирался. Знаешь, как бывает?
Она жмет плечиками, хлопает ресницами.
– Твердо решишь никогда не делать что-то, а приходишь в себя, когда уже по локти в нем, в этом самом, и заднего хода уже не дашь, – объясняю я. – И не поймешь, как так случилось. И спросить не у кого. И поговорить об этом не с кем.
– Вам одиноко?
Она глядит мельком, искоса; и так искусно это сделано, что я обо всем забываю и покупаюсь.
– Ну… А тебе?
– Я
