которых вполне устраивало, что после школы они могли с грехом пополам написать коротенькую записку. Искусство каллиграфии было не в большой чести на Занзибаре. Важные послания всегда можно передать устно с гонцом, который в точности повторит все получателю, или просто поручить это дело писцу. Даже султан писал или диктовал письма, только когда это было неизбежно, а письменные соглашения заключал лишь с иностранцами; арабы и африканцы предпочитали договоренности с глазу на глаз, которые скреплялись пожатием рук.
– «Когда я чувствую благоуханье жасмина и розы из потайного сада…» – диктовал Аднан…
– Салима!
Она испуганно вскочила и вытаращилась на дверь.
– Умм… Что ты здесь делаешь? – едва слышно пролепетала Салима.
Джильфидан с ужасом переводила взгляд с дочери на Аднана. Взгляд ее упал на шейлу и полумаску, небрежно брошенные на полу, потом на ручку в пальцах Салимы… Было непонятно, что являлось для нее большей дерзостью: то, что Салима находится здесь одна в обществе мужчины, не близкого родственника и не евнуха, к тому же с открытым лицом, или же то, что она тайком учится писать. Тигрицей налетела Джильфидан на дочь и наградила ее двумя оплеухами – такими сильными, что у той перо выпало из рук, усеяв все вокруг кляксами.
– Я тебя ищу повсюду! – воскликнула она возмущенно, схватила дочь за руку и, с силой дернув, потащила ее из комнаты вон. – И что я вижу?! Ты хочешь научиться писать?! Знай, что не быть тебе ничьей женой, если хоть одна душа узнает об этом! Никто не возьмет тебя! Ты слышишь – никто! Ты что, не хочешь замуж?! Что скажет наш повелитель?! Ты позоришь его! Нас всех!
Все обвинения были для ее дочери, как с гуся вода. Молча и, по всей видимости, невозмутимо она узнала потом, что старому писцу была предложена кругленькая сумма за обещание никогда больше не переступать порога Бейт-Иль-Тани и что потом сундуки с книгами и письменными принадлежностями из дома таинственно исчезли.
Но про себя Салима снова и снова повторяла одни и те же слова. Как молитву.
Что я умею, то умею. Этого у меня никому не отнять.
7.
День за днем ждали в Иль-Бейт-Сахеле и в других дворцах прибытия султанского флота. Дни поначалу текли спокойно один за другим, так прошла неделя, затем вторая, третья… Радостное ожидание сменилось волнением, потом тревогой и страхом. Хотя время сильных ветров с юго-востока закончилось, а время ветра с северо-востока еще не пришло, начался шторм, разметав ласковый голубой шелк моря и нещадно разорвав его в клочья. Шум бушующих волн, которые обрушивались на коралловую отмель, был слышен и во дворце.
– Я вижу корабль султана, – доложил тоненький скрипучий голосок, звучащий хрипло и приглушенно. – Гордый корабль в окружении других.
Женщины сидели вокруг предсказательницы на подушках близко друг к другу, однако на приличествующем
