И поскольку Салима никогда ничего не делала наполовину, она, ловя каждый счастливый момент, давала деру.
– Если отец узнает, что она не справляется с нами, он наверняка отошлет ее назад в Оман. – Тонкое лицо Метле стало озабоченным. – Тогда он ее вообще уволит, а как она будет зарабатывать на хлеб? А мы будем виноваты.
– Так ей и надо! – Салима рассердилась и начала гневно болтать ногами. – Она такая подлая! Да еще задирает нос, потому что приехала из Омана и в ней течет чистая арабская кровь. – Она громко засопела и так сильно пнула дерево, что один апельсин сорвался и с сочным шмяком разбился о землю.
Ралуб крутил головой, переводя взгляд с Салимы на Метле. Он грустно проследил за падающим апельсином, облизал липкие пальцы и лениво потянулся за следующим.
– У тебя заболит живот, – предупредила Метле, но он лишь пожал плечами, очистил плод и засунул в рот еще одну истекающую соком порцию. Потом он попытался что-то сказать, но сестра опередила его.
– Т-сс, – она сделала большие глаза. – Кто-то идет сюда.
Все трое навострили уши. Ралуб на какой-то миг перестал жевать. От здания бань доносились довольное шлепанье по воде, смех и болтовня, хихиканье и подозрительное бормотанье, как будто читали молитвы, доносились обрывки глухих ударов барабана и тоненькое звяканье колокольчиков тамбурина, в которое вплеталось многоголосье женского хора. Обрывки фраз и мелодика языков суахили, нубийского, абиссинского, турецкого, персидского, арабского и черкесского – всех языков, на каких говорили здесь, во дворце, и на всем острове. Такое же многообразие оттенков кожи отличало и лица людей – здесь были цвета сливок и карамели, золотистые и оливковые, корицы и кофе, все оттенки черного – включая эбеновое дерево. Однако в присутствии султана дозволялось говорить лишь на арабском – этого требовали непререкаемые традиции его предков.
Угрозы и брань учительницы были выброшены из головы – так же, как и упрямые кудри личного слуги султана, которому отец поручил найти своих непослушных чад и дать им заслуженный нагоняй.
– Да нет тут никого! – объявил Ралуб и громко выплюнул апельсиновое зернышко, затем еще одно.
– Эй, вы, там! – прозвучал низкий мужской голос прямо под ними.
Беглецы испуганно переглянулись и сжались в комочки, стараясь стать незаметнее. Послышалось шуршанье и треск – сильные руки ухватились за ветви и раздвинули их. Сначала показался шафрановый тюрбан, затем плоское лицо совсем молодого человека крупного телосложения, оспинки на его щеках были покрыты пушком недавно появившейся бороды. Белоснежная улыбка оттеняла орехового цвета кожу.
– A я уж было решил, что за ночь колобусы[4] научились болтать. Но теперь вижу, это всего лишь дети султана, которые прогуливают занятия!
– Меджи-и-и-д! – радостно взвизгнула Салима, но не смогла
Колобус (
