потеря – тяжелая травма. Люди, потерявшие пальцы на ноге, поначалу спотыкаются, пока снова не научатся ходить. Вот и у Тома было чувство, словно у него отняли часть его существа, и он не мог отделаться от ощущения, что утрата эта невосполнима.
Он попробовал не думать о ней, но мысли упрямо возвращались к предсмертному образу Агнес. Казалось невероятным, что всего несколько часов назад она была жива и вот теперь ее уже нет с ними. Он не мог забыть ее измученное родами лицо и гордую улыбку за новорожденного сына. Вспомнил ее последние слова: «Надеюсь, ты еще построишь свой храм», – и еще: «Построй для меня красивый собор». Она говорила так, будто знала, что умрет.
Он шел вперед, но все чаще думал об оставленном на свежей могиле завернутом в плащ младенце. Возможно, мальчик все еще жив, если только его не почуяла лисица. Однако скоро умрет. Покричит немного, а потом закроет глазки, а пока будет спать, замерзая, жизнь его угаснет.
Если только его не почуяла лисица.
Том ничего не мог сделать для несчастного ребенка. Чтобы выжить, ему нужно молоко, но взять его негде: ни деревни, где можно поискать кормилицу, ни коровы или козы, молоко которых заменит материнское. А у Тома, кроме репы, ничего.
Рассвело. Том все отчетливее осознавал ужас совершенного им поступка. Он знал, такое бывало сплошь и рядом: крестьяне с многочисленным семейством и негодным хозяйством обрекали своих детей на смерть, и священники порой закрывали на это глаза, но Том был не из таких. Он обязан был взять малыша и нести его, пока тот не умрет, а потом похоронить. Пусть в этом не было смысла, все равно он должен был поступить именно так.
Том вдруг понял, что наступил день.
И внезапно остановился.
Дети замерли и выжидающе смотрели на отца. После того что случилось, они были готовы ко всему.
– Я не должен был оставлять ребенка, – сказал Том.
– Но нам нечем его кормить. Он обречен, – заметил Альфред.
– И все-таки я не должен был его оставлять.
– Давай вернемся, – предложила Марта.
Том все еще колебался. Пойти назад значило признать, что совершил грех, бросив новорожденного.
Но ведь это так и есть – он совершил грех.
Он развернулся.
– Хорошо. Мы возвращаемся.
Теперь те опасности, которые ему только представлялись, стали казаться вполне реальными. Наверняка лиса уже учуяла ребенка и утащила его в свое логово. Или даже волк. И дикие кабаны могли наделать беды, хотя они и не едят мяса. А совы? Унести его они не смогут, а вот выклевать глаза…
Он пошел быстрее, чувствуя, как от голода и усталости кружится голова. Чтобы не отстать, Марте пришлось бежать, но она не жаловалась.
Он содрогался от страха, представляя, что может увидеть, когда вернется к могиле. Хищники беспощадны, и они всегда точно знают, когда живое существо беззащитно.
Потеряв ощущение времени, Том не знал, как далеко они ушли. Лес по обеим сторонам дороги казался
