усмехнулся. Уолеран даже не пообещал ему посвятить в эту тайну епископа. Однако Филип не сомневался, что честолюбие архидиакона заставит его как-либо использовать полученные сведения. Он даже предположил, что Уолеран, возможно, чувствует себя до некоторой степени обязанным ему.
Находясь под впечатлением, произведенным на него архидиаконом, он все больше недоумевал о причине той минутной слабости, какую выказал Уолеран при виде жены Тома Строителя. Ведь и Филипу показалось, что от нее исходит опасность. Очевидно, архидиакон находил ее соблазнительной, что в конечном итоге то же самое. Но было здесь и что-то еще. Он явно уже встречал ее прежде; об этом свидетельствовали его слова: «Я думал, она умерла». Это наводило на мысль, что в далеком прошлом он с ней согрешил. Судя по тому, как он поспешил поскорее отделаться от Филипа, опасаясь, что тот узнает лишнее, легко догадаться, что на нем лежит какая-то вина.
Но даже мысль о греховном прошлом Уолерана не сильно повлиял на мнение о нем Филипа. В конце концов, Уолеран – священник, не монах. Целомудрие всегда являлось обязательной частью монашеской жизни, но в отношении священников это требование было не столь строгим. Епископы сплошь и рядом заводили любовниц, а приходские священники – экономок. В качестве запрета на порочные мысли целибат для священников был чересчур суровым, чтобы ему следовали. Если Господь не прощает похотливых священников, очень немногие из слуг Божьих могут рассчитывать на место в раю.
Когда Филип преодолел следующий подъем, вновь показался Кингсбридж. Над всей округой возвышалась массивная церковь с закругленными арками и узкими окнами в толстых стенах, а неподалеку располагалась деревушка. Обращенная к Филипу западная сторона церкви имела две невысокие башни, одна из которых разрушилась во время грозы еще четыре года назад. До сих пор ее не удосужились восстановить, и фасад представлял собой постыдное зрелище. Это всегда раздражало Филипа, ибо груда камней у входа в храм стала позорным напоминанием о падении моральных устоев обитателей монастыря. Построенные из того же светлого известняка монастырские здания группками стояли вокруг церкви, словно заговорщики у трона. За низкой стеной, окружавшей монастырь, были разбросаны глинобитные домишки с крытыми соломой крышами, в которых жили крестьяне, обрабатывавшие близлежащие поля, да слуги монахов. Узенькая, беспокойная речка, что пересекала юго-западную часть поселка, обеспечивала монастырь свежей водой.
Переправляясь через речку по старому деревянному мосту, Филип почувствовал раздражение. Кингсбридж был позором святой Церкви и монашества, но он ничего не мог с этим поделать; злость и бессилие вызывали у него желудочные колики.
Мост являлся собственностью монастыря, и за проезд по нему взималась пошлина. Когда под тяжестью Филипа и его лошади заскрипели доски, из будки на противоположном берегу показался старенький монах и заковылял к мосту, чтобы убрать служившую заграждением ивовую ветвь. Он узнал Филипа и помахал ему рукой. Заметив, что старик хромает, Филип спросил:
– Что
