ближе к ночи вернутся – ясное дело, со своими «влиятельными друзьями». Так что будем готовы к бою.
– К бою я всегда готов! – проревел Йохан, взмахнув бутылкой. Сделал долгий, неторопливый глоток прямо из горла, как бы показывая мне, где видал мои приказы. Его ребята расхохотались. Мои молчали. Нельзя этого допускать, уж точно не сейчас. Когда мне нужно, чтобы они держались вместе, а Йохан, похоже, пытается как-то обособить своих. Мы же как-никак братья и должны быть в согласии. Я поднялся на ноги.
– Послушайте, – обратился я ко всем. – Вы по большей части в городе люди новые и не знаете, как тут всё устроено. Мы – Благочестивые. Теперь и вы все – Благочестивые. А это значит – делайте, что я велю, и богатейте. Здесь вокруг наши улицы и наши заведения. Я держу харчевни, питейные дома и постоялые дворы, ипподромы, игорные притоны, бордели и что только ни пожелаешь. Вы все можете к этому пристроиться, только делайте тогда, что я велю. Поняли?
Слушатели кивнули, но не все. Сэр Эланд, заметил я, просто неподвижно на меня глядел. В глазах у Йохана читалось мрачное негодование, которое было мне слишком хорошо знакомо, но им-то я позже займусь. А вот с сэром Эландом я встретился взглядом и удержал его. Лжерыцарь тянул волынку, очевидно взвешивая все за и против, но наконец кивнул и он.
– Вот и договорились, – сказал я. – Караул выставляем по четыре человека, смена через три-четыре часа. Вы ведь, ребята, соображаете, что к чему. Здесь ровно как в армии. А остальные – спать, покуда есть такая возможность.
Где-то три-четыре часа и прошло, а потом явились они – к этому времени я уже дремал на стуле у камина. Разбудил меня звон бьющегося стекла. Глаза я открыл, как раз когда сквозь разбитое окно влетела в харчевню какая-то штуковина и, шипя, упала на пол.
– Огненный камень! – крикнул я и нырнул под стол. Крик мой перебудил всех – все ведь помнили войну. Огненный камень – это что-то вроде пушечного ядра, начинённого порохом и гвоздями. К нему приделан фитиль – поджигай и бросай куда-нибудь в замкнутое пространство. Почти все из нас на войне использовали такие камешки, а бывало, и по нам прилетало.
Я выдвинул стол перед собой, выставив двухдюймовую преграду из крепкого дуба, – как раз вовремя. Снаряд рванул с оглушительным грохотом, полетели по всей комнате осколки докрасна раскалённого железа, всё заволокло удушливым едким дымом. Кто-то завопил, задетый осколком, а потом началось форменное светопреставление. Входная дверь в харчевню разлетелась на части, могу только догадываться – они и под неё подложили порох. Дым в комнате стал ещё гуще, в дверном проёме показались языки пламени и осветили лицо Котелка, который сидел ближе всех ко входу. Тот озверел. Думаю, только те, кто не был под Абингоном, не поймут, как подействует на нас применение взрывчатки. Котелок, сказать по правде, и бойцом-то не был. Он занимался фуражом, припасами и костром для пищи, но он тоже был под Абингоном. Видел почти то же, что и все остальные, и, ведомо Госпоже, не желал бы увидеть это снова.
В проём бросился первый из пришельцев, и Котелок с яростным воплем вогнал ему в бок свой меч. Вытащил клинок, потом опять вогнал – и снова. В этот миг Котелок
