его не всегда чиста и правильна, а ведь, кто бы что ни говорил, чистотою стиля не следует пренебрегать, а погрешности против синтаксиса того языка, на котором пишешь, никогда не заслуживают прощения… Спора нет, такого блестящего композитора Италия не знала после Чимарозы; но ведь знаменитостью можно прослыть и не поднимаясь до высоты Моцарта…» Я откажу себе в удовольствии переписывать длинные выдержки из брошюры г-на Бертона, озаглавленной «О музыке механической и музыке философической», сочинение г-на Бертона 1821 года. Россини поставлен там на «своё» место. По-видимому, этот итальянец не поднимается над уровнем механической музыки. В другой статье, на 7-ми страницах, помещённой в «Abeille», г-н Бертон доказывает, что автор «Отелло» (опера Россини, написанная в 1816 году – Е.М.) создаёт в музыке только арабески. В Италии к тому же выводу приходит г-н Майр из Венеции… Такого рода упрёки, поддерживаемые целой группой людей, всегда произведут известное впечатление и будут вновь и вновь повторяться до тех пор, пока оперы Россини пользуются успехом…» (из книги А.Стендаля «Жизнь Россини», Франция, 1824 г.);
• «Модест Мусоргский (1839–1881) осмелился в оперном искусстве все перевернуть с ног на голову. Пока его современники тасовали мелодии и контрапункты, Мусоргский постановил, что музыка для русского человека – прежде всего хорошо распетое слово. А чтобы проследить за гармонией этих самых слов, собственноручно написал либретто к «Хованщине» (Россия, 1872–1880 гг.). Результат оказался отличным. Во всяком случае, поток ругани от коллег усилился… Иными словами, налицо элементарная зависть крепких середнячков-профессионалов к действительно блестящему таланту-самородку…» (из статьи К.Кудряшова «Прекрасный дилетант. Мусоргского погубило не столько пьянство, сколько зависть коллег», Россия, 2009 г.);
• «Вот рассказ Д.Д.Шостаковича: «Все мы знаем, как Николай Римский-Корсаков (1844–1908) относился к Петру Чайковскому (1840–1893). Для этого достаточно бросить взгляд на алфавитный список собственных имен, упоминаемых в «Летописи моей музыкальной жизни» (1909 г.). Тогда как совершенно ничтожный Ларош упоминается десятки, а может быть, и сотни раз, Чайковский всего 6–7… Это мы все знали из книг, но не знали, что говорится о Чайковском у Римских-Корсаковых, так сказать, за чайным столом. Как довольно часто случается в подобных случаях, проговорились дети. В день 100-летнего юбилея Римского-Корсакова (1944 г.) один из многочисленных его сыновей, профессор-биолог, сообщил собравшимся семистам композиторам и примерно такому же количеству гостей, что будет выступать как ученый… Он показал собравшимся гениалогическое дерево Римских-Корсаковых, уходящее своими корнями в самую глубь русской истории. «Пусть вас не смущает слово «Римский»!» – воскликнул ученый и привел исчерпывающие доказательства того, что данное прозвище явилось результатом служебной командировки, но отнюдь не примеси итальянской крови. Тогда как Петр Ильич Чайковский является, увы, не русским, с чисто научной точки зрения. Он сын французского парикмахера Жоржа, похитившего
