се пассажиры второго класса собрались в кают-компании второго класса. И здесь Мальцев смог увидеть, с кем свела его судьба на пассажирском корабле «Хосе Менендес».
Две многочисленные еврейские семьи из Польши, две семьи из Западной Украины (входила в состав Польши), четверо молодых, лет по двадцать пять, с армейской выправкой хорватов и семья из Испании.
Завтрак был невкусным и убогим. Каша, жидкий кофе, сливочное масло и несвежий хлеб.
Мальцев наблюдал за испанцами. Он – мужчина лет тридцати пяти, она – очень худая, непричёсанная с чёрными кругами под глазами… и двое дочерей лет восьми и шести…
«Мне надо от них надо держаться подальше. Если начнутся расспросы, то могут появиться какие-то общие знакомые с Пабло Мачадо, о которых я не имею никакого представления». – С опаской поглядывал на испанскую семью Александр.
После завтрака, украинцы, как-то очень быстро забрали остававшийся хлеб и исчезли.
Вскоре из их кают послышался запах чеснока и сала.
«Запасливые люди, что о них скажешь? А меня Быков Иван Терентьевич учил, учил, но я так и остался неприспособленным к жизни великовозрастным дурнем. Можно же было шоколада, чаю, печенья в дорогу купить? А я?»
Мальцев лежал на кровати и читал… Сирийцы громко разговаривали между собой.
Затем племянники, по команде Мустафы, расстелили на полу коврики и принялись молиться. Александр почувствовал себя лишним. Он закрыл глаза…
В распоряжении пассажиров второго класса имелись ванные комнаты и туалеты как для мужчин, так и для женщин.
«Это очень хорошо! – пришёл к выводу Александр, принимая душ перед сном, – а то как бы делить эти места с женщинами? Проблематично…»
Утром Александр проснулся от странного шевеления. Он открыл глаза. Цепляя его кровать своими плечами, молился Мустафа, а рядом с ним его племянники.
– Неловко как-то мне в каюте находиться, когда они молятся. – Мальцев закрыл глаза.
После завтрака его остановил испанец.
– Здравствуйте! Я – Мануэль Гарридо, – он протянул Александру руку.
– Меня зовут Пабло Мачадо. – Александр деликатно пожал тому руку.
– Скажите, вы – республиканец? – Гарридо внимательно посмотрел ему в глаза.
– Да! – ответил Мальцев, ожидая дальнейших вопросов.
– Я так и знал! Очень приятно! Пойду обрадую мою супругу, что у нас на этом корабле есть земляк и единомышленник. – Радостно сообщил тот и ушёл.
«Не прошло и суток, а у меня появилась первая проблема. Надо держаться очень осторожно с этим Мануэлем и его женой».
На обеде, где вновь выдали невкусную и очень солёную еду, Гарридо был один. Он спросил у официанта разрешения забрать хлеб с собой:
– У меня что-то жена приболела и старшая дочь, не могут прийти…
– Да, конечно. – Ответил официант.
По вечерам сверху, где обитали пассажиры первого класса, доносилась музыка, а иногда даже и крики веселья.
«Живут же люди! – позавидовал Мальцев. – Но в тоже время есть и третий класс. Их палуба ещё ниже, у самой воды. Представляю, какой там ужас! Хорошо хоть «товарищ Серхио» смилостивился и разрешил мне ехать во втором классе».
Находиться целый день в душной каюте было невозможно. Сирийцы всё время говорили и говорили. Они не давали Александру ни читать, ни поспать днём. Мальцев вышел в коридор, дошёл до его конца, увидел лестницу, ведущую вверх, и поднялся по ней. Потом следовал ещё короткий проход и снова лестница. Он открыл двери, и… в лицо ударило ветром и запахом моря.
Александр оказался на маленькой палубе на корме судна. Везде висели таблички на нескольких языках: «В этом месте можно находиться только в светлое время суток».
«Оказывается сюда можно выходить пассажирам второго класса! А нас никто и не предупредил. Как здесь хорошо! Невероятно! Блаженство!»
Ветерок приятно бодрил. Вокруг корабля – бескрайняя Атлантика. Волны зеленого, бурого и серого цвета били в борта корабля. С надрывом гудели двигатели. От вибрации сильно тряслась палуба.
Мальцев сел на толстый, аккуратно скрученный канат.
«Не дождался меня Быков! Ох, Иван Терентьевич, Иван Терентьевич! Как из этого изменилась моя судьба. Сейчас бы я закончил институт, вступил в партию, писал бы, наверное, диссертацию… Все знали бы, конечно, что я воевал в Испании. Но об этом же нельзя говорить вслух, и все бы шушукались за моей спиной. Я был бы человеком – носителем великой государственной тайны! С ореолом загадочности… Прямая
