была так, бижутерия… Как же, сделали бы его англичане своим офицером – ждите. Так что не у одного Филби, у всех у них судьба такая.
– У кого это у них? У предателей? – не удержался Данилин.
Николай Иванович снова посмотрел внимательно, сказал четко, раздельно и громко:
– Это Пеньковский был предатель. А Филби высокоидейный наш помощник. Англичанин, верный идеям марксизма и Советского Союза.
После этого Данилин не знал, что еще и сказать. Предложил:
– Еще чайку, может быть?
– Нет, спасибо, – отвечал Николай Иванович.
«Выпить небось хочет, но ведь ни за что не признается!» – подумал Данилин, а вслух сказал:
– Вам, наверно, Миша, рассказывал, какое мы странное письмо из Англии получили.
Николай Иванович сделал небрежный жест рукой, который Данилин понял так: «Что-то мне ваш Миша говорил такое невнятное, но я лишних вопросов стараюсь не задавать».
– Вот, взгляните, – решился Данилин и протянул Николаю Ивановичу письмо. – Вы же по-английски читаете?
Николай Иванович секунду поколебался, потом все-таки осторожно взял письмо в руки, надел очки. Стал читать. Лицо его при этом оставалось совершенно невозмутимым. Дочитал до конца. Аккуратно положил его на кухонный стол. А потом вдруг резко встал и направился к двери, на ходу натягивая пальто. Обернулся в прихожей, что-то пробормотал. То ли до свидания сказал, то ли еще что-то.
И хлопнул дверью.
– Погодите, погодите минуту! – закричал ему вслед Данилин. Но что было толку кричать. Того уже и след простыл.
11
Ольга была одного роста с Данилиным, а когда надевала каблуки, то становилась выше него. Вот в чем было дело. Вернее, нет, дело было совсем не в этом, а в том, что однажды, в самом начале, она сказала ему: «Имей в виду, я прилепляюсь очень крепко. Если что – отдирать больно будет». – «Кому больно?» – зачем-то спросил Данилин. «Всем», – сказала она, и у нее вдруг стало такое особенное выражение лица… у Данилина даже похолодело внутри. Но он виду не подал, даже, кажется, засмеялся, хоть и не очень натурально.
Когда Ольга злилась, ее большие карие глаза вдруг делались меньше, ноздри раздувались, а подбородок как будто выдвигался вперед. Данилин несколько раз собирался сказать ей: «Не сердись – тебе не идет». Но не решался, опасаясь, что это лишь спровоцирует еще более высокий градус язвительности и раздражения.
Вот и сейчас она сидела напротив Данилина в его кабинете, заложив одну умопомрачительную ногу за другую, и язвила:
– Я вообще не могу понять: что ты в ней находишь? Нос длинный, задница оттопыренная…
Данилин поморщился, сказал:
– Давай не будем об этом, а?
Но куда там! Сбить Ольгу с избранного пути было невозможно.
– Ноги кривоватые, прямо скажем… Всего-то и есть что глаза серые, да и то…
Не остановится, с тоской думал Данилин, пока весь список не будет оглашен: и что Таня зануда, и вообще дура,
