у которой возрастные проблемы со слухом. А все остальные члены нашей семьи безропотно подвергают свои барабанные перепонки внезапным акустическим ударам из уважения к матриарху. Ну, и еще из страха, что обиженная бабуля раскричится так, что слабым жужжанием покажется выступление большого сводного хора дважды Краснознаменного Академического ансамбля песни и пляски Российской Армии.
У нашей бабули характерец – будь здоров! То есть, наоборот, последнее здоровье потеряешь, если свяжешься.
Что характерно, спящий Зяма на истошные вопли телефона не прореагировал.
Вся мокрая, в мыле, пятная пол пенными клочьями и кутаясь в полотенце, я добежала до аппарата первой и единственной.
– Да!
– Казимир Борисович? – обрадовался заждавшийся ответа женский голос.
Я обиделась.
Положим, я слегка запыхалась, а перед этим еще глотнула водицы и закашлялась, так что голос мой сделался хриплым и прерывистым, как у взволнованного курильщика, но перепутать мое второе сопрано с баритоном Зямы?! Похоже, не только у нашей бабули большие проблемы со слухом.
– Это Индия, – хмуро сказала я.
– Ой! Я вроде звонила на городской? – встревожилась моя собеседница.
Точно, какая-то старушенция. Мало того, что глуховатая, так еще и скаредная. Боится, что разговор с далекой Индией ее разорит.
– Это не та Индия, в которой слоны и чай, – вздохнув, привычно объяснила я. – Не страна. Это та Индия, которая родная сестра Казимира. Индия Кузнецова.
– О! А вы любите своего брата?
Изначально некомфортный разговор приобретал неожиданный оборот, превращаясь в сеанс совсем уж неуютных философских исканий.
На тот вопрос, что был задан мне с шокирующей прямотой, я не могла однозначно ответить уже лет тридцать. С тех пор, как научилась говорить.
Люблю ли я Зяму? Хм…
Можно спросить, любит ли собака кошку, кошка мышку, а слонопотам поросят. Наши же с братцем взаимоотношения всегда были гораздо сложнее, чем в мире животных. Конечно, я его люблю – с одной стороны. А с другой – иной раз просто убила бы, например прямо сейчас!
– А в чем, собственно, дело? – я уклонилась от ответа и перешла в наступление.
– Дело в том, что Лизонька его назвала, – как-то очень многозначительно сказала моя собеседница.
Я не ведала, кто такая Лизонька, но прекрасно знала Зямину любвеобильность и резонно, как мне показалось, предположила:
– Что, у них родился мальчик?
– У кого? – прозвучало после паузы.
На том конце трубки тоже наметилась тенденция к глубокомысленной задумчивости.
– У этой Лизоньки и Зямы?
Тенденция укрепилась.
– Какой мальчик?
– «А был ли мальчик?» – подсказала я логичную реплику. – Если не было, то кого тогда назвала ваша Лизонька? И как она его назвала? Надеюсь,
