в Берлин, в расположение части. Проводить его у меня не получалось – с сентября стартовала учеба в Гарварде. Нэн ожидал университет штата, и, естественно, она никуда не отпускала Джейка от себя. Все разъезжались, кроме Гэри: она так и оставалась здесь, в Льюистоне, работать горничной в гостинице. Нанесение телесных повреждений висело на Джейке, а мне порой казалось, что тюремный срок получила Гэри.
У Нэн сейчас был перерыв, а потом еще несколько часов работы. Волосы ее пропахли жиром от сковородок, и она хотела проветриться. Мы медленно шли к краю пирса. Соленый терпкий ветер метался между флагштоками, играл тканью. Ветер дул с моря, срывал шляпы и хлопал дверями. На берегу пахло пересохшей травой и горячим асфальтом. У края воды холодные порывы ветра вызывали настоящий озноб, а пульс учащался. Здесь, на пирсе, уже был октябрь.
Мы дошли до «Дикой охоты» – карусель как раз перестала крутиться – и притормозили. Гэри дернула меня за руку и указала на одного из зверей. Черная кошка размером с пони, и в пасти у нее дохлая мышь. Голова кошки медленно поворачивалась, и возникало впечатление, что она внимательно разглядывает нас своими яркими зелеными глазами.
– Ох ты, – воскликнула Гэри. – Точь-в-точь я на нашем первом свидании с Полом.
Нэнси прыснула и прикрыла рот ладошкой. Гэри не было нужды напоминать, кто на том свидании был мышкой, а кто кошкой. Нэнси мило и беспомощно засмеялась, покраснела и сразу стала вдвое привлекательней.
– Пошли, – сказала Гэри. – Давайте поищем своих зверей-защитников.
Она отпустила мою руку и взяла за руку Нэнси.
Заиграла музыка, прихотливая и, как ни странно, в то же время заунывная. Бродя между фигурами, я рассматривал их со смешанным чувством очарования и отвращения. Звери казались воплощением гротеска. Вот волк размером с мотоцикл: у него рельефный глянцевый мех – переплетение черного и серого, глаза желтые, как мое пиво. Одна лапа слегка приподнята, а подушечка окрашена багровым, словно волк ее стер до крови.
Морской змей дотянулся до бортика карусели – здоровенный шланг с древесный ствол толщиной. У него лохматая золотая грива и красная пасть с черными клыками. Я наклонился поближе и обнаружил, что клыки настоящие: акульи зубы, почерневшие от времени. Я миновал стайку белых лошадок. Они застыли в прыжке со вздувшимися жилами на шее: пасти открыты, словно извергая отчаянное ржание – муки или ярости, не понять. Белые лошади с белыми глазами, как у классических статуй.
– Откуда, черт побери, они понабрали этих монстров? Из преисподней? Ты посмотри! – Джейк ткнул рукой в сторону одной из лошадок. Из ее рта вываливался черный раздвоенный язык – как у змеи.
С пирса раздался голос:
– Привезли из Накодочеса, из Техаса. Им больше ста лет. «Карусель десяти тысяч огней», слышали, может? Так их списали оттуда после пожара. Пожар сжег дотла весь парк развлечений Кугера. Сами видите, какая вон та подпаленная.
У входного
