лефортовский узник, брел словно зачарованный. На его губах играла блаженная улыбка. Если бы у него вдруг спросили, где находится рай, он бы без запинки ответил, что в Одессе, на седьмой станции Большого Фонтана, в Аркадии.
В конце аллеи белело освещенное гирляндами сооружение, которое Григорий Васильевич сперва принял за аквапарк. Однако при ближайшем рассмотрении смахивавшие на конструкции водных аттракционов внутренности оказались разноуровневыми столиками и переходами, выполненными в нетрадиционной манере. Ночной клуб назывался «Ибица». При входе топтались секьюрити в черном и двое малолетних хлыщей в светлых теннисках с логотипом какой-то водки на груди. Один из них как раз объяснял троим иностранцам в шортах, возжелавшим посетить заведение:
– Сорри, но это исключено! Наш дресс-код предусматривает исключительно брюки! Брю-ки! – для пущей доходчивости потянул себя за штанину сотрудник клуба.
Иностранцы о чем-то быстро залопотали между собой. Язык был непонятный, судя по всему, мадьярский. Потом один из них повернулся, приподнял клетчатые шорты и довольно похоже изобразил канкан:
– Парис! «Мулен руж»! Та! Та-да-та-да-та-да-та-а!..
– Извините, но наш клуб в прошлогоднем рейтинге – лучший клуб Украины! Так что «та-да-та» у нас только в брюках! А в «Мулен руже» хоть в плавках пляшите! – покачал головой хлыщ.
Иностранцы закачали головами и тронулись влево, недоуменно пожимая плечами и переговариваясь. Наблюдавший за сценкой Кащеев хмыкнул. При всем новаторском дизайне до «Мулен руж» еще было как до Луны. Так что показывать от ворот поворот набитым евро мадьярам было верхом глупости…
У «Ибицы» Григорий Васильевич свернул направо. Перейдя через мостик, он оказался у лестницы. Внизу раскинулся огромный, словно футбольное поле, пляж. За ним в лунном свете переливалось море.
Кащеев спустился по ступенькам и направился к берегу. Пластиковые шезлонги на ночь были аккуратно сложены друг на друга и ограждены. На вкопанных же в песок деревянных лежаках бурлила жизнь: кто-то взасос целовался, кто-то хлебал пиво, компания молодежи распевала под гитару песни Цоя. Одесса не зря претендовала на звание «порто-франко» – вольного города. В отличие от Крыма доступ к морю здесь был абсолютно бесплатен и открыт круглые сутки.
Григорий Васильевич не удержался от искушения и, сняв свои четырехсотдолларовые туфли, оставшиеся на память о крымском периоде жизни, закатал штанины и побродил по воде. Вода была холодноватой. И пахло море не так, как в Крыму. Но получше, чем вода в ржавом водопроводе Лефортовского СИЗО. Кащеев с удовольствием искупался бы, но у него не было плавок, а в мокрых трусах Григорию Васильевичу возвращаться не очень хотелось…
– Ирка, дура! Ты что?! – послышалось сзади.
– Держи! Тащи!
Кащеев оглянулся. Три женщины лет тридцати у лежака со снедью и выпивкой решили порезвиться. Двое завалили брыкающуюся подругу на песок и волокли к морю.
