style="font-size:15px;"> Капнист проглотил выпад и поздоровался:
– Здравствуйте, господа!
Ему не ответили. Студенты слушали попечителя равнодушно, пока не уразумели: министерство его устами требует – никаких петиций! Приказывает студентам повиноваться начальству и немедленно без рассуждений вернуться к занятиям.
В громадном актовом зале стало тихо, как в погребальном склепе. И в мертвой тишине прозвучало слово купеческого сынка:
– Мерзавцы!
Бурей вскипел зал. Уже ничего нельзя было поделать.
– Долой!
– Министерский холоп!
Профессора беспомощно метались между студентами и попечителем. Он под улюлюканье затрусил к выходу.
– Тогда нужны войска! – топал ногами в Думе Тимофей Морозов еще похлеще, чем его сынок в университете.
Университет нужно было закрыть, студентов-зачинщиков – арестовать. Но кто возьмется? Со времен Александра I университет жил по «вольному уставу», как можно было вводить войска? И губернатор, и обер-полицеймейстер оказались в долгу как в шелку перед богатыми москвичами. Зря распинался мануфактур-советник Тимофей Морозов – у него-то все давно пребывали в должниках.
Козлом отпущения, конечно, стала полиция. Обер-полицеймейстер трижды приезжал на своих казенных рысаках, но так и не решился штурмом брать университет.
Друг на друга все спихивали сомнительную «честь». Взял на себя поганую миссию участковый пристав Замайский. Блестящий сыщик по уголовным делам, игрок, шулер, вечно подсудный и вечно спасаемый полицией от суда и Сибири за сыскной свой талант.
Этот веселый и жуликоватый циник явился к студентам шут шутом – кланялся на все четыре стороны, приговаривая: «Черт меня побери!» Как было не улыбнуться – черт не брал этого ражего, рыжего детину.
– Дозвольте папиросочку покурить? – За плечи приобнял Амфитеатрова, чутьем почувствовав в нем одного из закоперщиков. – А это никак сынок добрейшего Тимофея Саввича? – приметил и сынка купеческого. – Славные вы ребятки! Право, хорошо бы к девочкам – ха-ха!..
Рыжий полицейский шут так всех очаровал, что оставалось только получить гарантии. Надоели уже университетские баррикады.
– Всем давно ко щам пора. Эх, господа! Со вчерашнего-то, поди, проголодались? Я так вот еще и не опохмелился… – Он скорчил кислую рожу. – Давайте-ка кончим это дело тишком да ладком, а? Надо же и нас, полицию, пожалеть: продрогли во дворе. Ведь даже обер-полицеймейстер не смеет к вам входить! Ну, инсургенты!
Льстило такое уважение.
Полицейский балагурил, а сам цепко запоминал физиономии и одежду студентов, особенно из первых рядов.
– Мы вас выведем из университета, чтоб никто не тронул. Для близиру препроводим в Бутырку, для успокоения общественного мнения, – а там расходитесь, разъезжайтесь. Я получил в том слово обер-полицеймейстера. И я слово сдержу, господа студенты!
Длинной
