второго – балты». Но балты не селились в Полесье, а от Полоцка были отделены барьером финно-угорского племени ливов. Зато балтские племена ятвяги и голядь жили в Смоленском княжестве и около Вязьмы. Это показывает, что не метисация славян с аборигенами Восточной Европы определила разделение восточных славян на три группы. Здесь М. И. Артамонов противоречит себе, так как, если этнос – социальная категория, метисация не может влиять на его сложение.
Неясность изложения усугубляется тезисом: «Не следует путать этнические изменения с переменами другого порядка, например, с политическими, хотя последние тоже относятся к числу факторов этнической изменчивости». Тут противоречие, и непримиримое, в одной фразе, а между тем половина ее правильна. Разделение Белоруссии и Великоруссии – следствие исторической судьбы древней Руси. Западно-русские княжества оказались связанными с Литвой, восточные – с Золотой Ордой. Разная историческая судьба аккумулировала на западной окраине некоторые культурные черты, отличные от тех, которые сложились на восточной. Польская оккупация стабилизировала этнографические черты белорусского крестьянства, а население городов было ополячено и тем самым изъято из русского этноса. Налицо факторы социально-политической истории, а не биологическая гибридизация, которую М. И. Артамонов, вопреки собственному тезису, предложил считать решающим фактором этногенеза русских.
М. И. Артамонов пишет: «этническое становление византийцев нельзя отождествлять с историей Византийской империи, ядро которой составляли греки». Последнее просто неверно, так как, начиная с VI в., Македония, Фракия и Пелопоннес были заселены славянами, Эпир – албанцами, юг Малой Азии – исаврами, центр ее – галатами, север – лазами, восток – айсорами, а Сирия, хотя и имела греческую прослойку, но только в городах. Остается городское население Константинополя и других городов, где население было весьма пестрым, но использовало греческий язык как общепонятный.
Отсюда название византийцев, называвших себя ромеями, под коими понимались отнюдь не только потомки эллинов. Византийцы имели оригинальный стереотип поведения, внутреннюю структуру и противопоставляли себя всем прочим. В глазах современников это был этнос, а не просто смесь греков со славянами и армянами.
Явной передержкой служит отождествление явления пассионарности с умозрительной теорией «героев» и «толпы», причем полностью игнорируется раздел «природа пассионарности» со ссылками на теорию биосферы В. И. Вернадского. Искажение моей мысли делается для того, чтобы навязать мне совсем другую, заведомо слабую концепцию, которой я не высказывал и не разделяю.
А какова же собственная точка зрения М. И. Артамонова? Она столь эклектична, что ее просто нет. Утверждая, с одной стороны, что этнос – социальная категория, с другой, он заявляет, что «этнос – категория не только социальная, но и биологическая» 4 и что «этносы изменяются по собственным закономерностям,
