в грязь так, что на раме осталась только половина портрета с бесчисленными наградами. Напротив, у магазина с продуктами, в котором почти ничего нет, стоят бабушки – человек сорок и ждут открытия. Дождь, слякоть – противно. Картина из книги Орвела «1984». Моя жена уже на ногах. Аккуратная, причесанная, немножко подкрашенная, готовит завтрак. Милая русская женщина. Ехать до места работы жены, как и до моей – где-то час. Практически у меня и у сына по одной паре обтрепанных курток чешского производства и одной паре обуви, тоже чешской. Свое, русское не наденешь – такое страшное. И это вплоть до нижнего белья. В семь часов утра мы уезжали. Жена возится в ванной с постельным бельем – замочила с вечера. Мне 41 год, жене 38 лет. Как нам хочется уйти от обыденности и хоть один раз в месяц пойти в кафе, посидеть, отвлечься и отдохнуть от опостылевшего быта. Но в 1975 году для нас это было невозможно. Частные уроки сына по музыке – учителя стоили очень дорого. Даже простые джинсы, которые носил весь Запад, были для нас недоступны. Недоступно было высказать вслух недовольство системой – получай психушку. И будь доволен, говори «спасибо», кричи «Ура!».
Зимний день. Автобус у порога школы, где я работаю. Выхожу не один, а с парой учителей. Шепотом делимся друг с другом о том, что советская власть отвратительна и обрекает нас учителей на нищету. Неслышный шепот истерзанных бытом людей. Теперь по прошествии многих лет, я с удивлением увидел, что этот шепот целого народа привел к распаду СССР. Цените – шепот, недовольство – оно как ручеек превратился в реку, в могучий поток, сносящий все и вся. Вот, слабые и беззащитные люди привели к тому, что «колосс на глиняных ногах» рухнул. Ура!!! Мы свободны – мы живем! Ну ладно, я отвлекся от быта моей жены.
О жене
Времени у нее утром всегда не хватает. Надо покормить мужа и сына – отправить их на работу и, в школу, накормить собачку. Самой покушать, привести себя в минимальный порядок. В восемь часов утра она выезжала на работу, чтобы к девяти быть там. Выкраивала время, чтобы по дороге суметь ухитриться что-нибудь купить из еды. А это возможно было вряд ли. Благо, если это происходило летом, весной или ранней осенью. А зимой все население СССР ездило в неотапливаемом транспорте, разбитом и грязном – своего или венгерского производства. Последние – были получше, но почему-то, не отапливались при минус двадцати. Температура внутри равнялась температуре снаружи.
Стекла были покрыты изнутри толстым слоем инея. Чтобы что-то увидеть снаружи, к ним прикладывали теплую монетку или раздуваясь, как лягушка, дули в одну точку – и иней сдавался. Тогда через дырочку можно было смотреть, где ты едешь. Ни смеха, ни шуток. Люди сжимались в комочки, сидя на холодных сиденьях, изо рта шел пар. Почти все, без исключения, читали, газеты, кто книжки, кто простые журналы. В общем, в автобусе везде и всегда, в осеннее или зимнее время царила тоска.
Молодежь до 17–20 лет, наверное, все это переживала по-другому. Молодость – есть молодость. А вот и конец часовой поездки.
