пятого или до пяти вечера, читая газеты или занимаясь расчетами, пока не было клиентов. Потом он выгуливал Дженни или наносил визит кому-либо из коллег. Дом, биржевой зал, контора, соседние улицы – только это было его средой обитания. Он был безразличен ко всему, включая театр, музыку, книги, живопись, и даже женщины интересовали его односторонне. Его ограниченность бросалась в глаза, так что для любителей всего необычного вроде Каупервуда он был настоящей находкой. Но и Каупервуд лишь пользовался такими чудаками, они не играли постоянной роли в его художественных замыслах.
Как и предполагал Каупервуд, старому Лафлину были неведомы сведения о чикагских финансовых аферах, сделках, возможностях и личностях. Будучи по натуре лишь биржевым маклером, а не управленцем или организатором, он не умел извлекать пользу из своих немалых познаний. Он с равной невозмутимостью воспринимал свои потери и прибыли. Когда он терял деньги, то восклицал: «Чушь! Этого не должно было случиться!» – и щелкал пальцами. Когда он много зарабатывал или проводил выгодную операцию, то с блаженной улыбкой жевал табак и порой восклицал: «Присоединяйтесь, ребята, скоро прольется дождик!» Его нелегко было вовлечь в мелкую игру, он терял или выигрывал только в открытой рыночной борьбе либо затевая свои мелкие хитроумные делишки.
Вопрос о партнерстве решился не сразу, но и без волокиты. Старый Питер Лафлин захотел подумать, хотя Каупервуд сразу ему понравился. Они встречались несколько дней подряд, обсуждая мельчайшие обстоятельства, и наконец, верный своей интуиции, Питер потребовал для себя равную долю в партнерстве.
– Полно вам, Лафлин, это слишком много, – невозмутимо произнес Каупервуд. Они сидели в кабинете Лафлина, была половина пятого, маклер жевал табак в предвкушении чего-то многообещающего. – У меня есть брокерское место на Нью-йоркской фондовой бирже, которое стоит сорок тысяч долларов, – продолжал Каупервуд. – Даже мое брокерское место на Филадельфийской бирже стоит дороже вашего. И то и другое наш основной актив. Фирма будет носить ваше имя. Как бы то ни было, я готов быть щедр с вами. Вместо трети, что было бы справедливо, я отдам вам сорок девять процентов, и мы назовем фирму «Питер Лафлин и К°». Вы мне нравитесь, и думаю, вы сможете принести немалую пользу. Я знаю, что с моей помощью вы заработаете гораздо больше, чем в одиночку. Конечно, я мог бы обратиться к любому из этих парней в шелковых носках, но мне как-то не хочется. Решайтесь же, и мы начнем.
Старый Лафлин был безмерно рад, что Каупервуд выразил желание сотрудничать с ним. В последнее время до него стало доходить, что молодые лощеные новички на бирже считают его дряхлым чудаком. А теперь смелый, напористый бизнесмен из Восточных штатов, на двадцать лет моложе его и такой же хитроумный, как он, – даже более, опасался Лафлин, – с ходу предложил ему деловое партнерство. Кроме того, Каупервуд с его современным, энергичным и здравомыслящим подходом был подобен дуновению весеннего ветра.
– Меня
