но проскакать много вёрст и не встретить ни единого человека. В морозную снежную стужу каждый предпочитал греться дома у трескучего тёплого очага, а не слоняться по такому лютому холоду. Даже дозорные, совершившие последний объезд ещё до наступления сумерек, сидели по уютным харчевням, поглощая пиво с горячим мясом и проигрывая друг другу в кости скудное жалованье.
И в замке Уэлк происходило то же самое. Все, кроме несчастных караульных, валяли дурака в казармах, или же горланили песни в местном трактире, смачивая лужёные глотки терпким элем и радуя звонкой монетой его хозяина, Фрэда.
Джеоф, как обычно, гонял новобранцев в просторном Зелёном зале, построенном нарочно для таких занятий. Несмотря на то, что могучий джеломский верзила оставался обычным наёмником, командир гарнизона по достоинству оценил его навыки и доверил ему столь непростое дело. Совсем ещё зелёные парнишки едва-едва могли удержать в руках копья и затупленные мечи. Бывшему гроссовику королевской дружины предстояло научить этих неопытных юношей с трясущимися руками и растерянным взглядом подороже отдавать свои жизни. А в том, что отдать их придётся многим, Громила не сомневался. Всё тревожнее вести несли государю со всех уголков Британии накануне зимы. В трактирах только и говорили, что по весне начнётся большая война. И оставалось только гадать, как скоро этим юнцам придётся столкнуться с настоящим противником.
– Половина из вас погибнет в первом бою, – громко, чтобы каждый услышал и отложил себе в памяти, заявил Джеоф и взмахом руки поманил одного новобранца, – Ударь меня так, словно хочешь убить.
Парнишка неуверенно замахнулся и попытался обрушить клинок на шею наставника, но тот немного сдвинулся в сторону и быстрым шлепком по руке выбил меч.
– Подними, – велел здоровяк.
Новобранец нагнулся за клинком, и в этот момент Громила отвесил ему такого пинка под зад, что бедняга протащился вперёд и неуклюже шлёпнулся на пол под дружный хохот товарищей.
– Здесь нет ничего смешного! – сурово рявкнул Джеоф, – Враг не даст вам пинка, а снесёт голову, если вы уроните меч.
– Это же не благородно! – возмутился опрокинутый юноша.
– Забудьте о благородстве. Человек, который хочет вас убить, не соперник на рыцарском турнире. Ему плевать, что о нём скажут девицы и споют менестрели.
– Но бывает же благородство на поле боя, – возразил другой.
– Да-да! – подхватил третий, – Сэр Горланд, например, схватившись с сэром Арвином в битве на Сирых Холмах трижды позволил ему поднять меч, пока тот не признал, что не сможет победить, и не сдался. Об этом поют все менестрели от Скары Бра до Темницы Змей!
– А перед этим он подкрался сзади к оруженосцу сэра Арвина, совсем мальчишке младше тебя, и прирезал его, как свинью. Об этом в твоей песне поют? Зато сам сэр Горланд давеча в трактире очень похвалялся той схваткой, – Джеоф обвёл новобранцев суровым взглядом, вздохнул и взялся объяснять такую очевидную для него вещь, – Вы не лорды и не сэры. Никто не станет с вами благородничать! Уронил меч – уронишь голову! Я хочу, чтобы вы это твёрдо запомнили.
Юноши понуро опустили головы. Большинство из них верили, что война – это дело достойное, благородное и даже чем-то красивое, как воспевается в бардовских песнях. С честными поединками, уважающими друг друга противниками, сверкающими доспехами и оружием. Они ещё не видели всей грязи, крови и вони, которые бывают на настоящем поле боя. В песнях звучало «сразил» и «поверг», но мало кто задумывался о том, что за этими красивыми словами стоят разбитые головы, вспоротые животы с вываливающимися внутренностями, а то и вовсе разрубленные надвое смердящие тела. Они не видели ужас, застывший в глазах убитого недруга, не знали дурманящего запаха битвы, запаха дерьма, перемешанного с кровью. Не слышали воплей товарищей, потерявших руку или ногу. И не чувствовали того подкатывающего к горлу страха, который нужно всей волей держать в узде, чтобы не броситься в бегство.
В зал зашёл Йоло. Он стал почётным гостем государя, как посланник воли лорда Эландила, а потому мог спокойно пережидать зиму в замке, наслаждаясь праздным бездельем, время от времени развлекая его хозяина игрой на лире. Но британцу без дела не сиделось, и хотя его раны едва-едва затянулись, он взялся упражняться с мечом. Правда, достойный соперник окрепшему песнопевцу никак не находился. Громила недурно обращался с оружием, но быстро распалялся от жалящих уколов и царапин и пускал в ход огромные кулачищи. И тогда уже окрепшему песнопевцу приходилось улепётывать по всей зале в поисках спасения. Ланс, наблюдая за такими поединками, весело посмеивалась, глядя на забавное зрелище. И не столько над прыгающим по-заячьи бардом, сколько над покрасневшей от злости физиономией своего мужчины, походившего на рассвирепевшего бера в такие моменты и готового разорвать британского ловкача голвыми руками. Потому такие опасные поединки решили прекратить, и Йоло продолжил упражняться в одиночку. Лишь иногда ему составлял компанию молодой следопыт Шамино, тоже
