«Где же Царская башня?» – спрашиваю у охранника. Оказывается, это здание Казанского вокзала, первый подъезд. На входе обычная проверка: рюкзак, пожалуйста, на движущую ленту, его просветят (вдруг бомбу везу), плюс по тебе еще проведут какой плоской штукой – тоже что-то ищут. Ладно, чего я взъелся – обычные меры безопасности. Вокруг снуют пассажиры с сумками, чемоданами, баулами. По громкой связи объявляют время отправления поезда. Как в этом вокзальном хаосе найти выставку? Спрашиваю у полицейского. Представляете, он не удивляется и даже в курсе. Идите, говорит, прямо в конец здания, там будет зал ожидания, справа увидите дверь, в нее входите.
Перед походом на Казанский вокзал поделился сомнениями с коллегой – мол, такой классный художник, и в таком, мягко говоря, нереспектабельном месте, там и посетителей, наверное, никого не будет. Как же я ошибся! Да, пришлось пройти через весь вокзал, сквозь зал ожидания, сквозь сидящих и спящих на чемоданах людей. На ум почему-то пришли слова «сирота казанская». Почему? Трудно сказать. Но вот вожделенная дверь. Никаких зазывающих баннеров и объявлений. Такая себе партизанщина. Захожу – и обалдеваю. Прямо на меня из картины «Фотография на память» смотрит император-мученик Николай. Слева женщина – продает входные билеты. Стоимость 50 рублей! Справа и слева довольно просторные залы и много посетителей. Как потом расскажет сестра жены художника, выставка идет с 4 октября, за это время ее посетило более 3,5 тысяч человек.
Спрашиваю, можно ли фотографировать. Отвечают: конечно. Просмотр выставки начал с гардероба (он там, за стеночкой – махнула рукой улыбчивая билетерша). Из гардеробщиков – Константин Великий, который на картине. Император как бы пообещал, что после сражения у Мильвийского моста он целиком и полностью посвятит себя наблюдению за сохранностью верхней одежды. Выхожу в зал, похоже, что на фоне произведений, посвященных Александру Невскому, запланировано какое-то выступление. Так и есть, говорят, что вот-вот начнется спектакль. Уже стоят стулья, организуется свет и звуковая аппаратура, под ногами провода (смотрите, не зацепите). Рядом с картиной «Невская битва», на которой князь Александр отирает свой окровавленный меч посланием шведского властителя Биргера, стремянка, тут же какие-то поэтически-возвышенного вида молодые люди обсуждают какую-то пьесу. Картины вот-вот должны завесить марлевой тканью. Видимо, они будут мешать предстоящему спектаклю. Поэтому я тороплюсь и стараюсь, пока их не завесили, впитать в себя аромат, краски, персонажей – среди них татарский князь Сартак и наш Александр Невский. Они сидят в степи, Сартак опирается на меч, Александр приобнял татарина за плечи, перед ними толстая книга (по всей видимости, Библия) и свеча, задуваемая ветром. В этом же зале две картины с киевским князем Святославом. В нем явно читаются черты украинского казака – с оселедцем и обвислыми усами. И удивительная по эмоциональному напряжению и трагизму работа – «Калка». Связанный киевский князь Мстислав, надменный и довольный Субэдэй, пирамида из трупов русских воинов. Говорят, «Калка» была дипломной
