внимательно посмотрела на Кассию, и тут же нашла ответ на свой вопрос.
– Даже не сомневайся, – Мария сжала ладошку подруги, – раз мы здесь – значит, так захотел Бог.
С этим невозможно было поспорить. Кассия, соглашаясь, кивнула головой. Вместе с Марией они начали спускать по холму, ближе к каменной стене – там, у ее основания, виднелись синие головки пролеска. Их колокольчики яркими пятнами контрастировали с серым укреплением, воздвигнутым для защиты священной обители.
– Весна, – выдохнула Кассия, присаживаясь на корточки и срывая три цветка – большего ей было и не надо. Она поднесла пролески к носу и втянула в себя аромат, исходящий от них. Они пахли жизнью – вкусно, так, что хотелось дышать и дышать ими. Их аромат так отличался от запаха, витавшего в стенах монастыря – там он был сырой, тяжелый и такой холодный. Эту зиму особенно было непросто переносить – Кассия болела почти месяц, мучаясь от кашля. Благо, монахини врачевали ее не только молитвами, но и целебными травами, поэтому девушка встретила весну уже здоровой.
Кассия и Мария продолжали гулять вдоль каменной стены около часа. Воздух, прогретый весенним солнцем, приятно ощущался, ласково касался лица и рук. Гулять бы, да гулять. И подруги бы сделали это, если бы не громкий крик одной из монахинь.
– Кассия, дочь Эдмонда! – звала она, повторяя и повторяя эти слова до тех пор, пока девушка не услышала ее и не поспешила на встречу.
Подхватив свою юбку, Кассия стала стремительным шагом подниматься по холму, и каждый шаг ее отзывался странным, доселе неведомым волнением в груди. Что это все значило? Увидев обеспокоенное лицо монахини, девушка еще больше занервничала. Обычно, служительницы монастыря были всегда спокойны и умиротворенны.
– Дочь Эдмонда! – щеки монахини покрылись красными пятнами, а брови сошлись на переносице.
– Да, – только и смогла выдохнуть Кассия.
– Пришли вести с твоего дома, – монахиня шумно вздохнула, – ты возвращаешься домой.
Эти слова подействовали на молодую девушку оглушающее. Она, замерев, стояла – не в силах ни пошевелиться, ни что-либо сказать. В висках лишь стучало сладкое, оказывается, столь долгожданное – «домой».
– Ну, что же ты стоишь? – монахиня схватила девушку за запястье и потянула на себя. – Тебя ведь уже ждут. Торопись. Ты уезжаешь.
Наконец, до Кассии стало доходить, что, быть может, причина ее возвращения домой – совсем нерадостная. Девушка, вскинув голову, устремила вопрошающий взор на монахиню и спросила:
– Дома что-то случилось? Мои родители…?
– Живы и здоровы, – закончила за Кассию монахиня. Женщина расплылась в довольной улыбке, затем добавила:
– И, поверь, весть, которую мы получили, обрадует тебя. Ты выходишь замуж.
– Замуж? –
