и поет не хуже Цоя, правда, Санек? – не унимался виновник торжества. Санек отличался от двоих друзей серьезным видом.
Кирилл пожал всем новым знакомым руки и сел на свободное кресло.
– Бабуля, хватит суетиться и оставь нас одних, я, в конце концов, именинник и имею сегодня право голоса, – обратился Колька к бабушке, которая раскладывала на столе салфетки.
– Ухожу, внучек, ухожу, – отозвалась бабушка и, шаркая тапочками, вышла из комнаты.
– А предки твои где? – поинтересовался басистый Витек.
– Маманя с отчимом пошли запасаться провизией и обещали вернуться нескоро; давайте садитесь за стол, – пригласил Колька. – Предки в честь рождения сына даже шампанского не поставили, все думают, что мы дети, – накладывая себе салат, сообщил Колька друзьям.
– А этого тебе мало?
Витек достал из-под стола бутылку красного вина и торжественно поставил ее на стол, подмигнув всем сидящим. Сорвав одним движением пробку с бутылки, Витек стал разливать «смертоносный» напиток в фужеры.
– Как бы бабуся не заметила, мало ли что… У нее нюх, как у Кирюхиного Ганнибала, – засомневался Колька.
– А кто такой Ганнибал? – поинтересовался Серж.
– Это пудель, – ответил за Кирилла Колька.
– За тебя! – подняв фужер и громко чокнувшись с именинником, кратко и ясно сказал Витек.
Все дружно выпили и принялись за еду. На какое-то мгновенье в комнате воцарилась тишина, которая изредка нарушалась стуком вилок и неприличным чавканьем. Первым нарушил тишину Серж.
– Между первой и второй… – начал он, – промежуток небольшой, – дружно подхватили все, и снова послышался звон фужеров.
Молча наблюдавший за всем Кирилл, как ни странно, чувствовал себя очень скованно в компании старых Колькиных друзей и никак не мог включиться в общий разговор. Захмелевшие друзья вспоминали о приколах в старой школе, учителях, одноклассниках, смеялись, держась за животы, не обращая на Кирилла никакого внимания, который чувствовал себя не в своей тарелке.
– А как насчет курнуть? – предложил Серж, направившись к балконной двери.
– Все за, – подхватил Колька, и, наконец-то обратив внимание на молчащего друга, спросил: «Пельмень, чего-то я тебя не узнаю, ты что, как в воду опущенный, курить идешь?»
– Да нет, я не хочу, голова чего-то побаливает, – заметно покраснев, отказался от предложения Кирилл.
– Ну смотри, – отстал Колька и вышел на балкон, где громко смеялись его бывшие одноклассники, прикуривая от одной зажигалки.
«И зачем я только пошел? Ты с ними подружишься, – мысленно передразнивал Кирилл Колькины слова.
– Какой уж там подружишься. – тоскливо думал он, одиноко сидящий за столом, злясь на Кольку и на себя.
– У них свои разговоры. А Колька – тоже друг называется – променял меня на этих своих приятелей и разглагольствует с ними».
