шие на кухонном столе осколки от бутылки, разбитой мужем, и испачкала кровью новое платье, купленное специально по этому случаю.
– Пьяница чертов! – шипела Лариса.
– Ты, как всегда, думаешь обо мне, дорогая? – Евгений, лениво входящий в комнату, был, против своего обыкновения, трезв и поэтому настроен весьма иронично.
– Батюшки! Да ты вся в крови! – ахнул он.
– По твоей милости, – воскликнула Лариса. – Неужели нельзя убирать за собой бутылки или хотя бы говорить об этом домработнице?
– Ну что ты так сердишься?! – Котов излучал вальяжное добродушие. – Признаюсь, да, я забыл об этой мелочи. Но не делай, ради бога, такого лица! До свадьбы заживает!
– До какой свадьбы? – яростно посмотрела на него Лариса.
– Нашей дочери, конечно, – не растерялся Котов.
Лариса хотела было что-то сказать, но передумала.
– К тому же тебе пора привыкнуть к виду крови. Ведь со всеми окружающими тебя людьми случаются какие-то несчастья. Я даже боюсь тебя брать на этот вечер.
– Это я боюсь тебя брать! – возразила Лариса. – Опять ведь напьешься!
– Зато сейчас я абсолютно спокоен, – не обращая внимания на ее ехидную реплику, продолжал Котов. – На этот раз пролилась твоя кровь, следовательно, мы застрахованы от чьей-то еще.
– А я бы на твоем месте не стала заявлять об этом столь уверенно, – парировала Лариса, держа в руках массивный флакон с французскими духами.
– Ну, кидаться тяжелыми предметами совсем не в твоем стиле, – сказал Котов, тем не менее отступив на шаг от жены. – Ты скорее способна доблестно раскрыть преступление и отдать виновного в руки закона. Да минует сегодня нас чаша сия!
Последние слова Котов произносил уже с порога комнаты. Лариса не стала препятствовать мужу в его желании покинуть спальню.
Когда она вновь осталась одна среди разбросанной одежды, настроение ее окончательно испортилось. Самое обидное то, что в словах мужа действительно была доля истины. Где бы Лариса ни появилась, обязательно в том месте происходило что-нибудь страшное: убийство, насилие… Просто наваждение какое-то!
Но всерьез думать об этом ей было некогда. Лариса подошла к зеркалу. Оттуда на нее взглянуло недовольное лицо почти уже сорокалетней женщины.
«Нет, я все-таки красивая, – сказала она своему отражению. – Просто сейчас этого не видно».
«А должно быть видно», – подумала Лариса и принялась за дело…
К особняку Ирины Каменской в Октябрьском ущелье Котовы подъехали с опозданием на полчаса, но Лариса об этом не жалела: взгляд мужа, постоянно останавливающийся на ее лице и фигуре, подтверждал, что выглядит она определенно неплохо. Хотя, чтобы знать это наверняка, нужно было посмотреть еще на реакцию хозяйки особняка и сегодняшней именинницы.
Если та будет уверять Ларису, что она выглядит прекрасно, с радостным лицом, то пора уходить на пенсию или брать отпуск, чтобы поправить здоровье. А вот если хоть на миг в ее взгляде мелькнут раздражение и удрученность – значит, все у Ларисы в порядке.
Однако, когда массивная дверь дома открылась, в проеме, как в страшной сказке, возникла вовсе не хозяйка, а некое существо с узкими серыми глазками, выдающими казахское происхождение, и большим горбом на спине. Впрочем, существо было одето по самой последней моде.
Это была подруга и одновременно приживалка Ирины Николаевны – Ольга Сергеевна. Правда, настоящее ее имя было Орнагын Абдугалиевна Кандабурова.
– Здравствуйте, здравствуйте, – почти пропела она низким голосом, который мог бы считаться даже сексуальным.
Но только в том случае, если бы один лишь взгляд на его обладательницу не прогонял из ума всякие мысли о плотских утехах.
– Давно вас ждем, – качнула головой Орнагын.
– А где же именинница? Кому нам уши драть? – тоном тамады прогудел Котов.
– Да вы хоть пройдите сначала. Хватит холод в дом пускать, – захлопотала Орнагын. – А там все вам и будет: и именинница, и торт с кремом.
– А водка будет? – прищурившись, спросил Котов.
– Ну, уж без этого точно никуда! – с улыбкой заверила его казашка.
– Тогда пошли, – великодушно согласился Евгений, и супруги переступили порог особняка.
Следуя за Орнагын, Котов и Лариса прошли в просторный холл. Внутреннее убранство особняка Каменской всегда вызывало у Ларисы странное ощущение: кресла из Венеции и столики из Австралии, невозможное сочетание вещей в стиле ампир и модерн. Почти безвкусица, но в ней Ларисе почему-то чудилась какая-то грустная ирония, направленная
