ветошью и смахивать пыль с деревянного резного киота иконы святой Екатерины Александрийской.
Такое уж было у них с приятелем Федором послушание – ежедневно прибирать Главный храм. Но Федор предпочитал исполнять работу попроще, как он сам говорил, поразмашистей – два взмаха и готово: вымести и вымыть пол, вынести мусор, снести в свечную мастерскую сосуды с оплавленными свечами и остатками воска. Все это он и впрямь делал быстро и споро – вот и сейчас уже заканчивал протирать пол, и на лице его явственно обрисовались мечтания, далекие от их темного храма.
– И невозможно было не только юной прекрасной отроковице, но даже самому сильному мужу остаться живым после подобных мук и страданий, кабы не укрепляла агницу Христову Варвару невидимая Сила Божья, – продолжал Алексей, давно заучивший наизусть Четьи Минеи преподобного Дмитрия Ростовского. Хоть иногда, для пущей красочности повествования, он все же вставлял туда пару-тройку слов от себя.
Четырнадцатилетний отрок Петр слушал его как завороженный.
А когда Алексей дошел до той, особенной части, где красавице деве Варваре и вступившейся за нее деве Иулиании отрезали их девичьи груди – мальчик уже не сдержался, сел на ступеньки у раки и заплакал навзрыд.
Хоть Алексей и не знал, плачет ли отрок о страстях и мучениях Варвариных или о своих усопших родителях. Нынче утром принесли Петру страшную весть – и отца, и мать его в одну ночь съела холера. Оттого Алексей и старался отвлечь его, как умел.
Заплаканного, худенького мальчика после заутреней подвел к Алексею его дядька, отец Александр, и наказал присмотреть за мальчонкой: «Перво-наперво отговори его выходить за пределы монастыря. Сам знаешь, опасно это. Слишком опасно!..»
Послушническая шапочка Алексея согласно закивала.
Уже третий месяц холера гуляла по Киеву, минуя лишь их святой Златоверхий Михайловский. И сидевшие в монастыре ощущали себя словно в осажденном граде, где одновременно и безопасно, и страшно.
Из-за холеры четырнадцатилетний Петр и поселился у них, почти месяц жил в их обители, пел в хоре на клиросе, и благодаря чудесному голосу успел сыскать себе среди прихожан Златоверхого славу херувима земного.
Петр не был ни иноком, ни послушником – был на особом счету.
Родители его, богатые благотворители, всегда щедро жертвовали и на Злато-Михайловский, и на иные храмы. И даже далекий от мирских дел Алексей понимал: теперь, когда мальчик остался сиротой и наследником, отец Александр и благочинный[2] совсем не хотят, чтобы Петр перешел от них в другой монастырь.
– Ты поплачь, поплачь, да помолись святой Варваре, чтобы родитель твой и родительница все посмертные мытарства прошли и вошли налегке в Царство Небесное. Тебе и самому сразу легче станет, – попытался успокоить мальчонку Алеша. – А я тебе другую историю расскажу. Ты же наш «Варварник» читал – о киевских чудах пресвятой девы Варвары? Об Андрее и Федоре
Благочинный – помощник настоятеля монастыря.
