откликнулась женщина, – засыпай, дружок.
– Завтра рано вставать, – в полусне произнес мальчишка, – вы идите спите.
Они спустились по лестнице и вышли из дома. Кругом прозрачной стеной встала бешеная тишина июньской ночи. Заходились цикады. В нимбе света у ночного фонаря метались золотые искры ночных мотыльков. На лавке напротив дома, подложив под голову инструмент, спал аккордеонист.
– Ну что? – спросила женщина и посмотрела Сидорову в лицо.
– Ну что? – ответил он.
– Пойдем спать, – сказала женщина и, тронув расстегнутый несвежий воротник его рубашки, повернула к флигелю.
У дверей Сидоров опустил ладонь на ее плечо.
– Сколько тебе лет?
– Двадцать семь, – ответила женщина. – Что ты хочешь узнать, Сережа?
– Я на десять лет старше. Сознайся, в тот день никто не приглашал тебя на танец. Это мираж. Этого не было.
Женщина взяла в два кулачка его рубашку и, больно ударяя костяшками пальцев в его грудь, с ожесточением произнесла:
– У него в кармане висел красный карандаш. У него были серые глаза. Тот Мальчик был сам собой. Не мучай меня.
– А я что, не сам собой? – спросил Сидоров.
– Не мучай, – и она ушла в проем двери.
Потом Сидоров помнит, что выпал из времени, которое отсчитывали только губы и глаза женщины. Только на миг он вернулся обратно и с безразличием успел подумать, что скрип его зубов могут услышать.
В три ночи Сидоров очнулся и посмотрел на часы. С трудом, шатаясь, поднялся. Он был пустой, как свисток. В коробе головы тикал будильник. Женщина открыла глаза. В них не было ни капли сна.
– Что? – спросила она.
– Надо ехать, Маша, – ответил.
Женщина, как тетива, сорвавшаяся с лука, поднялась с постели, накинула на голое тело белый халат.
У выхода Сидоров сказал:
– Я не смогу без тебя, я приеду.
– Нет, – ответила женщина.
– Тебе что, было плохо со мной.
– Да.
– Почему?
– Потому что я люблю тебя, – с тоской ответила женщина.
Вышли к машине. Сидоров схватил женщину за плечи и притянул к себе, но она уперлась в его грудь локтями, закрыла глаза и прошептала себе в страхе:
– Все, все. Все.
Неожиданно откуда то издалека, от водокачки, послышались нестройные звуки аккордеона. Проснувшийся музыкант заставил своего друга петь среди ночи никому не известную нестройную, прерывистую, тягучую песню.
– Прощай, Сережа, – сказала женщина и щепоткой пальцев тронула лоб и плечи Сидорова. Вдруг на третьем этаже в его прошлой комнате вспыхнул ярким пятном среди ночи квадрат света, и в нем появился силуэт мальчика и прильнул к окну.
Они посмотрели вверх, потом друг на друга. Сидоров упал на сиденье и с ревом снял машину.
Он вылетел на магистральное шоссе номер четыре, пустое в этот пустой
