обнимал ее на кухне, была в шляпе. Алена прошептала ей на ухо вредным ревнивым голосом: «Ты теперь ее вообще не снимай, спи в ней!»
Все ждали, когда он вернется, – ждали-ждали, а потом кто-то отправился на кухню, в коридоре подергал ручку туалета и крикнул: «А где же он? Ушел, что ли?!» И все потекли на кухню, переговариваясь: «Ушел?.. Без предупреждения?.. Некрасиво. Люди, между прочим, деньги заплатили…» И – кто первый понял и как понял? Вдруг раздался крик: «Люди!.. Люди, он вышел! Вышел!.. В окно!»
Первой среди застывших в ошеломлении, потрясенных, опомнилась Алена – именно она вызвала «скорую». Спрашивала у всех номер дома, но никто не помнил, а хозяин квартиры куда-то исчез, и Алена, выглянув в окно, крикнула стоящим на улице прохожим – над ним стоящим, – «номер дома, быстро»! А повесив трубку, вытащила из кучи сваленной на полу одежды свою и Танину куртки, схватила Таню и вытолкнула из квартиры.
– Но он же сказал «все ништяк», – прошептала Таня.
Алена не расслышала, но она и не собиралась Таню слушать. Перед тем как выйти из подъезда на улицу, повернула ее лицом к себе, прижала, придерживая эту ее дурацкую шляпу, и так и вывела на улицу спиной, для верности закрыв ей рукой глаза – не смотри!
– Нет-нет-нет, – приговаривала она и волокла Таню, как куль, мимо стоящих вокруг него людей, прочь от красных брызг на асфальте, волокла и приговаривала: – Нет-нет-нет…
– Что нет?! – вдруг закричала Таня.
Алена молча потащила Таню дальше. Что ответить на вопрос «что нет?»? Левина бабушка, Мария Моисеевна, часто произносила на первый взгляд странную фразу: «Что нет, когда да…» На первый взгляд странную. И правда – что нет, когда да.
Ночь любви
«Маленькая, моя маленькая», – подумал Кутельман, глядя на отнюдь не маленькую, особенно по сравнению с ним, Фиру. Даже сейчас, когда Фира некрасиво сгорбилась рядом с ним, она была его выше, больше. Они вдвоем уже несколько часов сидели на Левиной кровати – в комнате Резников спал Илья, в коммунальной кухне среди чужого неряшливого быта не посидишь, и они ждали Леву в его комнатке, почти не разговаривали, она начинала говорить горячо, спутанно, задумывалась, замолкала. Они сидели молча, и он держал ее за руку. За окном была сиреневая ночь, никакой лирики, никаких чудес, все просто: в окне напротив всю ночь горела лампа под сиреневым абажуром. Бедная Фира, день ее огромной победы стал днем окончательного поражения, такого обидного и нелепого, что и предположить было нельзя… Любой может поскользнуться, карабкаясь на вершину горы, но поскользнуться на ровном месте и полететь кубарем вниз невозможно обидно – это же ровное место!..
– Господи, что я сделала, что?.. – простонала Фира.
Она не ждала ответа, просто бормотала в пространство, но Кутельман ответил.
– Я много раз встречался с такой ситуацией: ученый разрабатывает теорию, а когда он ее предъявляет, другие ученые говорят: «Это не теория, это всего лишь ваша гипотеза, и она не доказана…» Человек возмущается – как не доказана, вот доказательство, я доказал! А ему отвечают: «Мы
