монополизм в банковской сфере, быстрый рост приближенных к высшим чиновничьим сферам петербургских банков. Действительно, на долю комбанков к 1914 году приходился уже 51 % всех банковских операций, причем 12 крупнейших контролировали до 80 % частных капиталовложений. Лидеры столичного банковского мира были и впрямь огромными: сумма балансов Русско-Азиатского банка составляла 835 млн рублей, Петербургского для внешней торговли – 628, Петербургского Международного – 618 млн[102]. Но, конечно, ни о какой зависимости царской власти от банковского или иного капитала речи быть не могло. Напротив, как отмечал еще советский историк Гиндин, «государственные финансовые органы – Министерство финансов с его оперативным управлением, Кредитной канцелярией, Государственный банк и другие финансовые институты – имели вплоть до 1917 г. определяющее влияние на деятельность частных коммерческих и ипотечных банков»[103].
Население активно пользовалось услугами банковского сектора. Вклады населения накануне войны превышали 2,5 млрд рублей, росли объемы кредитования. Процентные ставки по кредитам, устанавливавшиеся Госбанком, составляли в предвоенные годы 4,5–5 %, в коммерческих – на четверть дороже, что ненамного превосходило ставки в Англии (3–4,5 %) или Франции (3–4 %)[104]. Активно развивалась ипотека, с 1900 по 1913 год кредитные общества увеличили свой залоговый портфель в 2,1 раза[105].
Активнейшим образом рос фондовый рынок, вовлекавший в себя все больше игроков. По городской переписи населения 1913 года, в столице обнаружилось 40 тысяч биржевых маклеров. «Выдающиеся представители петербургского общества включали в число приглашенных видных биржевиков, – свидетельствовал великий князь Александр Михайлович, внук Николая I. – Офицеры гвардии, не могущие отличить до сих пор акций от облигаций, стали с увлечением обсуждать неминуемое поднятие цен на сталь. Светские денди приводили в полное недоумение книготорговцев, покупая у них книги, посвященные сокровенным тайнам экономической науки и истолкованию смысла ежегодных балансов акционерных обществ. Светские львицы начали с особым удовольствием представлять гостям на своих журфиксах “прославленных финансовых гениев из Одессы”, заработавших столько-то миллионов на табаке. Отцы церкви подписывались на акции, и обитые бархатом кареты архиепископов виднелись вблизи бирж.
Провинция присоединилась к спекулятивной горячке столицы, и к осени 1913 г. Россия из страны праздных помещиков и недоедавших мужиков превратилась в страну, готовую к прыжку, минуя все экономические заслоны, в царство отечественного Уолл-Стрита!»[106]. Наряду с фондовыми, вовсю развивались товарные биржи, число которых достигло 94. Сюда входили и биржи широкого профиля, предлагавшие сотни наименований товаров, и специализированные, занимавшиеся крупнооптовым сбытом хлеба, мяса, леса, угля. Рост товарных бирж приостановил развитие ярмарок, число которых в предвоенные годы
Россия накануне Первой мировой войны. С. 123; Китанина Т.М. Россия в Первой мировой войне. Ч. 1. С. 21; Гиндин И.Ф. Русские коммерческие банки. Из истории финансового капитала в России. М., 1948.
Гиндин И.Ф. Концепция капиталистической индустриализации России в работах Теодора фон Лауэ // История СССР. 1971. № 4. С. 230.
Дьяконова И.А. Официальная учетная ставка в конце XIX – начале XX в. в сравнительно-историческом аспекте // Проблемы методологии и источниковедения. Материалы III Научных чтений памяти академика И.Д. Ковальченко. М.-СПб., 2006. С. 409, 417.
Ильин С.В. Земельный рынок в городах европейской России конца
XIX – начала XX в. // Проблемы методологии и источниковедения. С. 401.
Великий князь Александр Михайлович. Воспоминания. Мн., 2004. С. 235.
